Павел Вежинов - Ночью на белых конях

— Познакомься с госпожицей Наталией Логофетовой! — криво усмехнувшись, сказал полицейский. — А это моя жена, но она тебе не интересна.

— Вот невежа! — не без основания буркнул сидевший рядом с ним клубок розовой домашней пряжи.

Все сделали вид, что не слышали замечания. Госпожица Логофетова протянула ему свою белую, словно кость, красивую руку, как ему показалось, довольно холодную, впрочем, может быть, потому, что она держала в ней бокал остуженного вина.

— Садитесь, господин профессор! — сказала она. Глаза у нее были ласковые и чуть насмешливые. Тогда он не смог определитьих цвет, потом понял, что они темно-голубые — никогда он не встречал таких темно-голубых глаз.

— С удовольствием, — выдавил он.

Потом он отдал свой жесткий котелок подбежавшему официанту и, несмотря на смущение, догадался сесть против нее. И только тут заметил, что в этом змеином платье, тело ее казалось необычайно гибким и влекущим.

— Господин Урумов не любит сидеть рядом с полицейскими, — сказал его сосед и засмеялся так, что даже закашлялся. — Господин Урумов человек страшно прогрессивный!

— Видимо, я это только о себе воображаю, — буркнул молодой профессор. — Иначе я не сел бы за ваш столик. Даже ради вас! — И он взглянул па нее.

— Ради меня вы, безусловно, сделаете гораздо больше, — ответила она без всякого стеснения.

Взгляд ее оставался все таким же насмешливым и благосклонным. Это и смущало и успокаивало его.

— Интересно, почему я до сих пор вас не видел, госпожица Логофетова, — сказал он. — София не такой уж большой город.

— Наверное, у господина профессора свои привычки. Привычки ученого, далекого от светской суеты.

Так оно и было. Урумов действительно сторонился светской жизни, она ему была просто не по вкусу.

— Вы правы, — вмешался полицейский. — Он дружит только со старыми перечницами из компании его отца.

— Значит, вы за мной наблюдаете?

— Не слишком старательно, — ответил полицейский. — Для нас вы — мелкая рыбешка.

— И все же я должен был хотя бы слышать о вас, — продолжал Урумов.

Ему показалось, что она еле заметно встрепенулась.

— Я несколько лет жила с отцом в Швейцарии…

Только сейчас он вспомнил это имя. Отец ее был преуспевающим дипломатом, хотя и не самого высокого ранга.

— Ты лучше скажи, что ты будешь есть! — прервал ее полицейский. — Я ел печеные фаршированные кишочки… Здесь их делают знаменито.

Этому полицейскому бурбону в самом деле подходили всякого рода кишки. Но профессор заказал себе филе барашка. Пили белое вино, настоящий мозель, потом профессор неожиданно для самого себя заказал шампанское. Принесли бокалы, бутылку, салфетку, обер-кельнер ритуально освободил пробку, нажал на нее пальцем. Раздался хлопок, сидящие за другими столиками с завистью оглянулись на них.

Разошлись поздно в самом лучшем настроении. Бульвар Царя Освободителя был совсем пуст, только два юнкера, опоясанные белыми ремнями, стояли на посту у главного входа во дворец. У дверей ресторана они сразу же распрощались с полицейской парой, которая, может быть, нарочно оставила их вдвоем. Оба медленно шли по бульвару, у книжного магазина Данова остановились взглянуть на какую-то выставленную в витрине новую книгу.

— А знаете, мы ведь, в сущности, уже с вами знакомы, — сказала она внезапно.

— Знакомы? — Он недоверчиво взглянул на нее.

— Да. Я видела вас на свадьбе вашего двоюродного брата Найдена Урумова, если помните… Я тогда была подружкой невесты.

Он изо всех сил напряг память.

— На свадьбе Найдена, говорите?.. Но, господи, ведь это было страшно давно.

— Да, почти пятнадцать лет назад.

— Но вы же тогда были ребенком.

— Не таким уж ребенком — школьницей. Училась в третьем классе. А вы были студентом, так мне сказали, хотя на вас и не было студенческой фуражки. Первым студентом, с которым я познакомилась!

— Совершенно не помню, — сказал он огорченно.

— Для меня это был чудесный, незабываемый день, — помолчав, вновь заговорила она и обернулась, чтобы взглянуть на него. — Я тогда долго мечтала о вас.

Она произнесла это шутливым тоном, но он так смутился, что в первую секунду язык у него словно одеревенел.

— Не говорите так! Еще немного, и я взлечу, вот так, возьму и взлечу — без крыльев.

— И оставите меня одну на пустой улице! С вашей стороны это будет не очень-то любезно.

Впрочем, бульвар был не так уж пуст. Они как раз проходили мимо Военного клуба — по противоположному тротуару. Перед его желтым зданием стояла группа молодых офицеров в сдвинутых набекрень фуражках. Они небрежно опирались на сабли. Когда молодые люди проходили мимо них, офицеры, как по команде, повернулись им вслед. Такая бесцеремонность не очень-то приличествовала столь блестящим офицерам. Он заметил, что лицо у нее окаменело и смягчилось лишь спустя некоторое время.