Валентин Черных - Взрыв Секс-бомбы

— Молодец! — похвалил он. — Ты все усекла под самый корень. Я, пожалуй, переведу тебя в линейные продюсеры. Поработаешь месяца четыре, перед тем как уйдешь в декрет. И мне будет приличнее жениться на линейном продюсере, чем на собственной секретарше.

— От этого клейма, что ты женился на собственной секретарше, уже никуда не уйдешь. Но ведь жениться совсем необязательно. Можем пожить гражданским браком, сейчас так многие делают.

— Я хочу жениться. А ты разве не хочешь замуж?

— Разок сходить замуж, конечно, надо… да и хочется, — фата, венчание. Кстати, а тебе можно венчаться?

— Можно. Я крещеный еврей. А почему так много плохих актеров в эпизодах? — спросил он, чтобы проверить, заметила ли она эту странную закономерность. — Это вкус Режиссера, или Ассистентка пристраивала своих знакомых?

— Это клиенты Актерского агентства нашей жены.

— Она настаивала на их участии?

— Я не знаю. Ассистентка очень толковая, вряд ли это ее самодеятельность. Кстати, Секс-символ уволила Второго режиссера и теперь Ассистентка исполняет его обязанности.

— Вызывай Секс-символа.

— Я бы не торопилась…

— Почему?

— Секс-символ рвет и мечет. Пусть успокоится.

— Сколько времени надо женщине, чтобы успокоиться и поменять решение?

— Мне достаточно суток. Но я жалостливая и сентиментальная, Секс-символ покрепче.

— Она меня все равно достанет.

— Ты собирался съездить на съемки в Одессу. Суток за трое обернешься.

Так и сделаю, решил он и подумал, что решила она, а он принял ее решение.

Он и Секс-символ встретились через три дня, как встречались всегда. Поцеловались.

— Переменил парфюм? — спросила она.

— Ну и память у тебя! — восхитился он.

— На память не жалуюсь, — ответила Секс-символ и предложила: — Приступим к обсуждению. У меня есть предложение: вернуться к первому варианту, выбросить роль Стаса, естественно, заплатив ему за проделанную работу.

— Нет, — ответил Продюсер.

— И обсуждать не будем? — удивилась Секс-символ.

— Не будем. Мне рассказали обо всех обсуждениях, которые ты провела. Я знаю мнения твоих оппонентов и разделяю их мнения, а не твои, потому что при таком варианте получается хорошее кино.

— Тогда я ухожу и забираю половину денег из проекта.

— Договор внимательно читала? — спросил Продюсер.

— Мои юристы предупредили меня, что могут возникнуть сложности, но в конце концов враг будет разбит и победа будет за мною.

— Ты и так победила. Ты впервые в жизни сыграла замечательную роль. Именно с этой ролью ты войдешь в историю кино. — Продюсер подумал, что он беззастенчиво перегибает, но продолжил: — Думаешь, будут помнить о твоих замечательных сиськах, как помнят сегодня миллионы мужчин?

— Я думаю, эти ценности как раз и не пересматриваются.

— Еще как пересматриваются. Попка и сиськи — это только представление об эротике в кино в историческом аспекте.

— Грудь, — поправила Секс-символ. — Сиськи — это вульгарно.

— Грудь, — согласился Продюсер. — Если бы это был плохой или средний фильм, зачем мне с тобою ссориться по такому пустячному поводу? Но это хороший, а может быть, и великолепный фильм. У меня не так много хороших фильмов, а этот, вероятно, лучший, и я его тебе не уступлю. Я буду судиться и выиграю процесс, потому что договор составлял я и предусмотрел вариант, если ты попробуешь выкинуть этот фортель.

— Считай, что выкинула. Я не буду сниматься дальше.

— Посмотри пункт о штрафных санкциях. Штраф очень большой. А ты не бедная. Я докажу в суде, что ты способна заплатить двести тысяч долларов.

— Не дождешься.

— Дождусь.

— А если я выплачу эти деньги?

— Перестрою сюжет, материала достаточно, и озвучу другой актрисой.

— Поскребышем?

— Возможно.

— Давай все-таки обсудим, а вдруг я тебя сумею убедить?

— Нет. Фильм замечателен, и я не хочу его калечить.

— Но на экране я старая и надо мною смеется мальчишка.

— Он по-прежнему хочет с тобою переспать или уже переспал?

— Какое тебе дело, с кем я сплю!

— Спи с кем угодно, но со Стасом не спи. Он привык, что ему не отказывают. А ты ему не дай. Это его разозлит, а злость и мальчишеская обида, что тетя ему не дала, проявятся на экране.

— Зачем?

— Для твоей же победы. Да, ты стареешь, как стареют миллионы женщин. Но у этих миллионов должна быть надежда. У тебя надежда — учитель, который в тебя влюблен. Но, чтобы покаяться, надо согрешить.