Валентин Черных - Взрыв Секс-бомбы

— Понятно, — сказала Елизавета. — Она переспит с мальчишкой и наконец разденется и покажет свои сиськи.

— Да, — согласилась Поскребыш. — Зритель с самого начала будет ждать: разденется или не разденется? Зрителей нельзя обманывать.

— Мальчик будет выглядеть почти как ее сын. Нехорошо, когда мать спит с сыном.

— Он спит с учительницей. Миллионы мальчишек хотят переспать со своими учительницами.

— Я поняла, — сказала Елизавета.

— Что ты поняла?

— Что надо поддерживать Стаса, а не этого старого мудака.

— Никого не надо поддерживать, — рассердилась Поскребыш. — Я тебя хочу убедить, что Стас — лучшая кандидатура, ради него можно и переписать эту любовную линию, потому что Стас как актер выше и Секс-символа, и ее партнера.

— А кто против Стаса? — поинтересовалась Елизавета.

— Никто.

— Для чего тогда ты меня убеждаешь?

— Для того, чтобы убедить.

— А если я не убежусь?

— Тогда Стас не будет играть в этом фильме.

— Мое мнение так важно?

— Конечно, — уверенно произнесла Поскребыш.

Елизавете вдруг захотелось прилечь на диванчик возле окна. Когда она чего-то не могла понять, ей хотелось спать. Наверное, защитная реакция организма. Надо принимать решение, а оно не принимается, и организм просит передышку.

— Стасу сценарий показывали? — спросила она.

— Нет конечно. Ему еще нечего показывать. Роль на него еще надо переписывать. А как переписать, это ты должна внушить Сценаристу. Мне кажется, он тебе когда-то нравился, да и ты ему по-прежнему нравишься, я это поняла, когда увидела, как он смотрел на твою задницу.

— Когда? — удивилась Елизавета.

— На обсуждении сценария.

— Да я старая.

— Как это старая, мы с тобою ровесницы, а я собираюсь еще раз выходить замуж, и этот раз может быть не последним.

— Ты думаешь, что секретарша?.. — спросила Елизавета.

— Чего тут думать, если даже ты почувствовала, хотя видела ее не больше двух раз!

— Три раза. Они все спят с секретаршами, но не все женятся на секретаршах, — заметила Елизавета.

— Не все, но многие…

— Раньше, когда мужик женился на секретарше, то ставил на себе вечное клеймо: «Что с него взять, он же женился на секретарше». У таких людей прекращался карьерный рост.

— Сейчас на это никто не обращает внимания.

— А если я ему скажу: давай обсудим сценарий, а он мне ответит: а пошла бы ты, Лиза, подальше, когда напишу, тогда и обсудим?..

— А ты не говори, что надо обсудить сценарий. Скажи, что надо встретиться.

Пухленькая, голубоглазая, с белокурыми кудряшками, со вздернутым носиком, она в пятилетием возрасте бойко читала стихи, в десять лет пела «Валенки» из репертуара певицы Лидии Руслановой, и родители верили, что она станет артисткой. К семнадцати годам, когда заканчивала школу, она вытянулась и уже носила лифчик четвертого размера, до которого добирались только сорокалетние и родившие по двое-трое детей.

Может быть, ее взрослое тело и привлекло старого актера, который набирал курс в Институте кинематографии. Он понял, что ошибся, в конце первого курса, но она уже понимала, что нравится актеру, и, найдя повод, приехала к нему домой, зная, что его жена, актриса, на киносъемках в Ялте. В общежитии ее научили надежным способам предохранения. Так она стала любовницей мастера актерского курса. Он не отчислил ее и после второго курса. Два оставшихся года она протянула; в дипломном спектакле мастер дал ей роль, где нужно было петь, и за неплохое пение ей многое простили и выдали диплом.

Она показывалась в пяти московских театрах, но ее не взяли нигде. Некоторое время она получала актерскую зарплату в Театре киноактера и озвучивала монгольские и вьетнамские фильмы: у нее был высокий голос, а режиссеры дубляжа считали, что такими голосами должны говорить восточные женщины.

Однажды ее пригласили сниматься в эпизоде у начинающего режиссера. На режиссера-постановщика она не произвела никакого впечатления, но понравилась второму режиссеру, который выполнял всю подготовительную работу за режиссера-постановщика. Второму режиссеру было за сорок. Невысокий, очень требовательный к другим, он был снисходительным, когда у нее не получалось, и даже репетировал с нею отдельно.

Второй (она так и называла его — Второй) пригласил ее к себе домой в двухкомнатную кооперативную квартиру. Квартира ей понравилась, потому что она снимала комнату в коммунальной квартире и спала на старом диване. У Второго была удобная большая кровать. Она стала жить у Второго, а когда он предложил ей выйти замуж, согласилась. А чего не выйти? Больше не надо было снимать комнату и постоянно думать о заработке. У Второго была хорошая репутация, и его постоянно приглашали на съемки фильмов. Он не пил, был четок, помнил все, что требовалось для съемок, и никогда не конфликтовал с режиссерами-постановщиками, однажды решив, что если он второй, то с первыми, даже бездарными и пошлыми, спорить не стоит. И она стала сниматься — в каждом фильме находилось несколько эпизодов с участием подруг, сослуживиц, соседок главной героини или дальних родственниц главного героя.