Это был мой последний ужин и вместе с ним — бутылка "Шато-Лаффит-Ротшильд".
Официант сказал: "до следующего года".
Вестоны не жили во Французовой бухте, они жили в Черепашьей бухте, неподалеку. Я не удивился, что дом их был старомодным ямайским загородным домом, ничем особо не примечательным и без кондиционеров.
Гранье Вестон оказался худым человеком с острым аскетичным лицом. По-моему, ему было за тридцать. Он носил шорты-хаки на ремне и белую рубашку. Я познакомился с его женой и свояченицей. Мы сели снаружи в темноте и разговаривали в основном о Французовой бухте.
Миссис Вестон сказала, что их всегда интересовали реакции гостей. Некоторые делались беспокойными; некоторые просто очень тихими. Тут я опознал Дифенбейкеров и самого себя.
Вынесли напитки — имбирное пиво.
Я предложил им сигареты. Вестоны не курили.
Поколебавшись, я спросил, каковы цены в бухте:
"Могу вам сказать, — сказал Гранье Вестон, — тысяча фунтов за месяц на двоих".
Двумя днями позже я уже сидел на самолете Британской БОАК [9] Британская компания трансокеанских воздушных сообщений.
, направляющемся в Нью-Йорк. Рядом со мною летел упитанный бизнесмен с Багам. На лацкане у него был значок Гедеона [10] "Гедеоновы братья" посвятили себя служению Богу, развитию связей между христианами всего мира. Главная задача общества — повсеместное распространение Евангелия всем людям, "чтобы они смогли познать и принять Господа Иисуса Христа как своего личного Спасителя".
, члена американского братства по распространению Библии — а моя внешность выдает во мне язычника. Выражение лица у меня мягкое, манеры вежливые; так что от Кингстона до Нассау я всю дорогу внимал посланию христианства.
Об авторе: — "Первый писатель Англии"
Писательский мир неравноценен. Как и всякий другой — он состоит из явлений столь разных, что даже странно объединять их под одним именем — "писатель". Кто-то будет профессионалом, кто-то прорвавшимся любителем, кто-то ремесленником, кто-то просто "наследником по прямой", которому литература сама падает в руки… А кто-то скажет: либо это, либо я пропал. Нобелевский лауреат, лауреат всех возможных премий за английскую литературу, индиец родом из Тринидада, сэр Англии, внук бедного индийского брамина — контрактного рабочего, в числе тысяч и тысяч иммигрантов прибывшего в Вест-Индию подменять собой освобожденных негров, сын журналиста, мечтавшего стать писателем, Видиахар Сураджпрасад (для простоты "B.C." [V.S.] Найпол (р. 1932) сказал именно так.
"Я никогда не хотел оставаться в Тринидаде. Когда я был в четвертом классе, я написал клятву на последней странице моего "Исправленного учебника латыни" Кеннеди, что уеду через пять лет. Я уехал Через шесть. И много лет спустя, в Англии, когда я засыпал в спальне с включенным электрическим камином, я пробуждался от кошмара, что снова попал обратно в тропический Тринидад".
Эта высшая степень паники, высшая степень отчаяния, та высшая степень ужаса перед чем-то, что навсегда лишит тебя твоей индивидуальной судьбы, — вот что стало мотором, протащившим начинающего писателя сквозь годы школьных стипендий к стипендии в Оксфорде, сквозь нервный срыв, который длился почти два года, через три не очень удачных, хотя и сразу опубликованных, первых романа к первому шедевру, мгновенно вознесшему его на литературный олимп Британии, "Дом для мистера Бизваса" (1961). В тот момент Найполу исполнилось 29 лет. Он уже успел переехать в Лондон с шестью фунтами в кармане, поработать на цементную компанию, а затем на ВВС в качестве редактора "Карибских голосов". Роман "Дом для мистера Бизваса", награжденный премиями и снискавший писателю громкую славу среди критиков и читателей, стал венцом его марафонского забега — бегства из Тринидада с миссией "стать писателем".
Стать писателем. Само такое желание пришло к нему раньше, чем даже талант ("У меня не было естественного таланта писать. Я вынужден был все учить с нуля". До сих пор он не пишет легко: хороший день — один абзац). Это желание вложил в него отец, для которого писательство было синонимом "хорошей судьбы", более благородного призвания, самой человеческой состоятельности. "Я люблю, когда люди хотят быть лучшими", — так формулирует Найпол незатейливый вроде бы принцип, за которым скрывается решение, имевшее на деле огромную культурную важность. "Я приходил в мир, — говорит писатель в одном из интервью, — когда белые сидели на упакованных чемоданах и ждали вертолетов в Европу. Западные империи уходили, и казалось, что мир теперь будет переделан, он будет реорганизован и все будет не так уж плохо. Но "не так уж плохо" не становилось. И тогда ты остаешься наедине с вопросом, может быть, есть что-то в самих этих людях, в самих этих обществах, что мешает им наладить жизнь. Какая-то трещина, какой-то недостаток в понятиях, при которых жизнь не будет хороша, не будет цивилизованна". "Общества с трещиной" и есть общества третьего мира.
Читать дальше