— Из Донкастера, — ответила она с невыразительным северным акцентом. — И теперь он называется не Цейлон, а Шри-Ланка.
— А когда-то он назывался Серендип.
Она посмотрела на него безо всякого выражения.
— Так что случилось?
— Я его надел. Сам не знаю почему. Это очень ценная старинная вещь — ему почти три тысячи лет.
— Он принадлежит вам?
— Да. Мне было… было грустно, и я надел его — просто так. А он вот никак не снимается.
— Как забавно. Тот маленький мальчик проглотил чайную ложку. Я спросила его, зачем он это сделал, и он ответил в точности как вы: ему было грустно, вот он и проглотил ложку. — Она встала и подошла к нему поближе.
Стоя, она была едва ли выше ростом, чем он сидя. Она подергала за шлем и убедилась, как прочно тот сидит. Заглянула в глазные прорези.
— Боюсь, нам придется его разрезать. Он очень дорогой?
— Очень. Но вы об этом не беспокойтесь.
Он чувствовал странную беспечность, беззаботность. В иных обстоятельствах он никогда бы не надел на себя шлем — но этот день обрушил на него столько бед, что ему как будто не оставалось ничего другого, — и теперь он даже испытывал странную гордость оттого, что носил его в течение часа или двух. Бродя по квартире в ожидании Слободана, он ощущал какую-то необычную ясность и спокойствие в мыслях (наверное, оттого, что со шлемом все равно невозможно было ничего поделать); теперь же ему пришло в голову, что, может быть, это было связано с самим шлемом — с его невероятной древностью… Все эти мысли о древнем воине, для которого он предназначался, какая-то передача…
Тут он прервал самого себя: все это уже начинало походить на Дэвида Уоттса. Сущая Ачимота. Только этого ему не хватало.
Больничный медбрат, явившийся с большущими ножницами, сказал, что режется как очень толстая кожа. Он разрезал шлем сзади, дойдя до середины затылочной шишки, а потом тот легко соскользнул с головы.
— Вы можете запаять его по шву, — сочувственно сказала доктор Ратманататан, протягивая ему шлем.
Мир внезапно оказался обширнее и светлее, да и голова ощущалась теперь иначе, намного легче, и вдобавок она слегка покачивалась на шее. Он дотронулся до волос: они были мокрые, пропитанные потом.
— Может, я так и сделаю, — сказал Лоример, кладя шлем в сумку, — а может, оставлю как есть — на память о сегодняшнем вечере. Как сувенир.
Медбрат и доктор Ратманататан поглядели на него как-то странно — словно им одновременно пришла в голову мысль, что он, быть может, сумасшедший.
— Для меня он не потерял ценности, — пояснил Лоример.
Потом поблагодарил их обоих, пожав им руки на прощанье, и в приемной попросил вызвать ему такси. Ему еще многое предстояло сделать сегодня вечером. Он велел шоферу отвезти его в Институт прозрачных сновидений.
— Кажется, я добрался до самой глубины твоей проблемы, — сказал Алан. — Все это чудесно, чрезвычайно сложно и вместе с тем — очень по-своему, по-блэковски — чрезвычайно неоднозначно. — Алан принялся мерить шагами лабораторию, рассуждая о метафизических корнях Лоримеровых нарушений сна. — Сон — это своего рода приготовление Природы к смерти — приготовление, которым мы заняты каждую ночь. Вот истинная petite mort [32] Малая смерть (фр.).
— сон, а вовсе не оргазм. Приготовление к смерти, вместе с тем крайне важное для жизни. И вот почему…
— У тебя тут есть где-нибудь франкировочная машинка?
— Нет, зато полно почтовых марок.
— Так ты говорил…
— Вот почему твои прозрачные сновидения так интересны, понимаешь. Но не по-фрейдистски, не по-психоаналитически. Прозрачные сновидения — это попытка человека отвергнуть тот элемент смерти, который подспудно присутствует во сне. Они дают тебе возможность управлять собственной сновидческой реальностью, где ты вправе отбросить все, что тебе не по душе. Чаще всего люди, способные к прозрачным сновидениям, — это те, кто плохо спит — чутко спит, как ты, — и те, кто страдает бессонницей. Дело в том, что ты подсознательно боишься глубокого, «медленного» сна — сна без БДГ.
— Я просто нажимаю «печать», да?
— Да. Так вот, понимаешь, Лоример, для тебя, на каком-то очень глубинном уровне, страх глубокого сна равен страху смерти. Зато в прозрачных сновидениях ты творишь мир, где ты владычествуешь, которым сам помыкаешь, — в отличие от реального мира, от яви. Прозрачное сновидение — это, в каком-то смысле, призрак совершенной жизни. По моему мнению, вам, чутко спящим (а лично ты, возможно, как-то навязал себе это на биологическом уровне), достается больше сна с БДГ потому, что бессознательно вы стремитесь к прозрачным сновидениям сильнее всего. Вы стремитесь оказаться в этом совершенном мире, где всем можно управлять. Здесь-то и спрятан ключ к твоей проблеме. Избавься от этого желания — и глубокий сон вернется к тебе. Я в этом убежден.
Читать дальше