Бернард Вербер - Мы, Боги

Мы, танатонавты, построили танатодромы, наши взлетные площадки. Мы терпеливо отрабатывали технику выхода души из тела и ее полета вне Земли. Мы боролись за то, чтобы первыми достичь Рая, опередив представителей общепризнанных религий. Мы преодолели семь дверей континента мертвых, с упорством открывая новые, еще не известные территории. Быть танатонавтом значило быть пионером, но это было очень опасное занятие. Я постепенно предал гласности тысячелетние секреты, которые были известны раньше лишь посвященным. Я раскрыл гораздо больше, чем человечество было готово принять.

Самолет врезался в мой дом и положил конец моей жизни и жизням всех моих близких. Таким образом меня «призвали» на небеса.

Там мою душу взвесили и судили за то, что я сделал хорошего и плохого как Пэнсон в этой последней человеческой оболочке. К счастью, на процессе у меня был удивительный адвокат, писатель Эмиль Золя собственной персоной, мой ангел-хранитель. Благодаря ему я избежал необходимости возродиться смертным и считал себя навсегда избавленным от этого.

Я стал чистым духом. Ангелом. В качестве ангела мне на попечение дали троих людей, которым я, в свою очередь, должен был помочь выйти из цикла реинкарнаций. Я помню этих трех «клиентов». Игорь Чехов, русский солдат; Венера Шеридан, американская фотомодель и актриса; Жак Немро, французский писатель.

Но смертным помочь нелегко. Эдмонд Уэллс, обучавший меня профессии ангела, любил повторять: «Они стараются лишь уменьшить свои страдания, вместо того, чтобы создавать свое счастье». Он научил меня, как влиять на людей с помощью пяти рычагов: сны, интуиция, знаки, медиумы и кошки. Так мне удалось спасти одного из клиентов, Жака Немро, и предложить ему выйти из цикла реинкарнаций. Что касается меня, то мне разрешили покинуть империю ангелов и перейти на следующий этаж.

И вот, сейчас я в…Эдеме. Я был смертным, был ангелом. Кем я стану теперь?

«Богом-учеником», — сказал Дионис.

Я положил перо в чернильницу и встал, чтобы продолжить осмотр виллы. Справа от гостиной находится спальня с большой кроватью под балдахином. В гардеробе меня ждут двадцать одинаковых белых туник и тог. В продолжении спальни ванная комната, отделанная мрамором, с умывальником и ванной с золочеными кранами и унитазом. Флакон с белым порошком благоухает лавандой. Под струей воды, которую я включаю, он пенится. Я раздеваюсь и погружаюсь в блаженство.

Я закрываю глаза. Слушаю свое сердце, делающее…

…Тук, тук.

Я подскакиваю. Опять сморкмуха? Поскольку стук повторяется, я встаю, чтобы прогнать ее. Одной рукой оборачиваю бедра полотенцем, другой хватаю щетку-чесалку для спины и, вооруженный таким образом, открываю дверь.

Но за дверью я обнаруживаю не химеру. Передо мной, улыбаясь, стоит Эдмонд Уэллс, мой наставник по ангелизму.

— Ты сказал «до свидания». Я бормочу:

— Вы ведь ответили «прощай».

— Именно так. Адье, значит «у богов». Сдается мне, вот мы и у них.

Мы сжимаем друг друга в объятиях.

Я отодвигаюсь, чтобы впустить его внутрь. В гостиной Эдмонд Уэллс усаживается на красный диван и, как обычно без предисловий, спешит сообщить:

— Этот курс необычно большой. В прошлом «им» не хватало учеников, так что на этот раз «они» получат достаточно. Мне «они» тоже разрешили участвовать.

Загадочное выражение, заостренные уши и треугольный овал лица: Уэллс совершенно не изменился. Он по-прежнему производит на меня неизгладимое впечатление. В последней человеческой оболочке он был энтомологом, изучавшим муравьев. Но его любимым занятием было собирать знания и создавать мосты между существами, априори неспособными общаться друг с другом. Муравьи и люди, ангелы и смертные.

— Моя вилла недалеко от твоей, улица Олив, номер 142 851, — говорит он, как будто мы соседи на курорте, пока я натягиваю тунику, тогу и надеваю сандалии.

Он обращается ко мне на «ты», а я, неспособный на фамильярность по отношению к учителю, на «вы». Я шепчу:

— Здесь происходят странные вещи. На пляже, сразу по прибытии, я встретил Жюля Верна. Он умер практически у меня на руках. На боку был дымящийся ожог. Убийство. А Дионис мне сказал, что у него были проблемы, поскольку он слишком рано приехал и оказался слишком… любопытным.

— Жюль Берн всегда был первым, — соглашается Эдмонд Уэллс, не удивленный этим загадочным преступлением, так же как Дионис.

— Он лишь успел посоветовать мне ни в коем случае не ходить на Олимп. Как будто увидел там что-то ужасное.