Бернард Вербер - Мы, Боги

Я прячусь за головами других учеников. Сова вновь начинает кружиться над нами, пристально вглядываясь в лица. Когда она пролетает надо мной, я чувствую колебание воздуха от крыльев.

— Кровь в королевстве богов… Богоубийца наверняка один из ста сорока четырех учеников этого курса.

Лицо богини становится очень жестким.

— Я сумею его найти и покарать. И, верьте мне, наказание будет образцовым. — 144 минус 1, нас теперь только 143, — замечает Прудон, настолько же мало впечатленный преступлением, как и угрозой кары.

Я же в волнении сжимаю рукой висящий на шее крест.

Крест с дужкой был в Древнем Египте символом богов и царей. Он имеет форму буквы «Т», сверху которой находится дуга. Его также называют «Узлом Исиды», поскольку для египтян эта дуга является символом дерева жизненной энергии, ассоциируемым с Исидой. Кроме того, он напоминает, что достижение реальной или желаемой божественности осуществляется посредством развязывания узлов, имея в виду, что этот акт влечет за собой в прямом смысле слова «освобождение от узлов» души. Этот крест можно обнаружить в руках Ахенатона и большинства других служителей культа Солнца. Во время похоронных церемоний этот особенный крест держали за дужку. Его считали ключом, открывающим путь к вечной жизни и закрывающим зоны, запретные для непосвященных. Иногда его рисовали на лбу, между глаз у только что прошедшего обряд посвящения как обязательство хранить тайну. Тот, кто познал секреты потустороннего мира, не должен открывать их никому, иначе он их забудет.

Копты считали этот крест ключом к вечности.

Крест с дужкой можно встретить у индейцев, для которых он представляет союз активных и пассивных начал, или двух сексуальных символов, объединенных в некой однополой сущности.

— Вам не кажется, что мы совершаем огромную ошибку?

Мы с Эдмондом Уэллсом перебираемся через восточную стену Олимпии с помощью связанных простыней.

— Единственный способ узнать это — сделать это, — отвечает он.

Мы медленно спускаемся, а я продолжаю бормотать:

— Жюль Верн сказал мне: «Главное, не ходите туда».

Мои проволочки начинают раздражать учителя.

— Мишель, а чего ты хочешь? Чтобы мы продолжали сидеть на месте и гадать, что же находится на вершине этой горы?

В этом решительном человеке, подстрекающем меня к трансгрессии, я больше не узнаю того Эдмон-да Уэллса, который учил меня соблюдать правила Империи ангелов.

Когда мы наконец достигаем земли, мои ладони стерты до крови. Мы поспешно прячем простыни в зарослях акаций.

Отсюда видны только две луны, а гора еще более впечатляюща.

Олимп…

Мы идем в высокой траве на восток.

По мере того как мы продвигаемся вперед, местность становится все более пересеченной. Среди тра— вы все чаще и чаще появляются заросли кустов и деревьев, которые наконец переходят в сплошной густой лес. Затем наклон становится меньше, и наш путь среди деревьев ускоряется.

Закатное небо становится багрово-красным.

Внезапно раздается какой-то шум. Мы бросаемся на землю, чтобы спрятаться в папоротниках. Медленно приближается человек в белой тоге. Ученик. Я хочу встать и позвать его, но Уэллс удерживает меня за руку и делает знак молчать. Я не понимаю его предосторожности до того момента, как херувимка пролетает над незнакомцем, а потом удаляется в сторону города. Буквально через несколько секунд галопом прибегает кентавр и хватает безрассудного.

— Херувимки следят, кентавры ловят, — шепчет Эдмонд.

Человек-лошадь уносит нашего незнакомого однокашника куда-то на юг, и я с беспокойством спрашиваю:

— Что они с ним сделают?

Эдмонд Уэллс задумчиво молчит, пока кентавр не исчезает вдали. Он оглядывается вокруг, чтобы убедиться, что поблизости нет ни херувимок, ни кентавров.

— Если продолжить обратный отсчет, начатый Пру-доном, нас теперь не 143. Нас 143 минус 1, то есть 142.

Мы продолжаем путь, внимательно оглядывая окрестности. Мы замираем при малейшем шуме, но тишину нарушает только шелест листьев. Поднимается западный ветер. Он усиливается, надувает наши тоги, раскачивает деревья и срывает листья.

Вдалеке я замечаю херувимку, пытающуюся бороться с ветром. Потом она удаляется перед надвигающейся грозой. Думаю, у этих крылатых девчонок есть своя деревня. Возможно, это большое гнездо. Я представляю, как девушки-бабочки томно нежатся в гнезде, выстланном мхом, веточками и лишайниками.