Лори Нелсон Спилман - Жизненный план

Надеюсь, как и Микеланджело, я помогла тебе в течение последних месяцев избавиться от всего наносного и ненужного, чтобы на свет появилась настоящая ты.

Уверена, материнство станет знаковым событием твоей жизни. Поочередно, ты найдешь его отрадным, полным разочарований, удивительным и заполняющим всю тебя. Эта самая чудесная и сложная, но жизненно важная роль, которую тебе приходилось исполнять.

Как-то мне сказали, что материнство — это воспитание взрослых, а не детей. Не сомневаюсь, что ты, как талантливый скульптор, создашь прекрасного человека. Время от времени воспользуйся моментом и представь себе мир, требующий растить детей не сильными, а добрыми.

А теперь вытри слезы и улыбнись. Как повезло твоей малышке. Если существует рай, где мне суждено найти приют, где у меня будут крылья, обещаю хранить ее и оберегать.

Я люблю вас обеих больше, чем можно выразить словами.

Мама».

Брэд меняет зажатую в моей руке мокрую салфетку на чистую, затем успокаивающе гладит по спине.

— Жаль, что ее никогда не будет рядом с Остин.

— Она будет, — уверенно говорит Брэд. Он прав. С Остин будет и моя мама, и ее.

Я сморкаюсь и перевожу взгляд на Брэда.

— Она знала, что у меня будет дочь. Ты понял? — Нахожу в письме нужную сточку. — Вот: «обещаю хранить ее и оберегать». Как она могла знать?

Брэд просматривает письмо.

— Полагаю, это случайность.

— Нет, — качаю головой я. — Она знала. Мама не сомневалась, что у меня будет дочь. Это она помогла мне с Остин Элизабет. Она смягчила сердце Джин.

— Ладно, раз ты так уверена.

Я вздыхаю и допиваю кофе.

— Как ты считаешь, она одобрила бы мои отношения с Гербертом?

— Она была бы в восторге. Если, конечно, ты ничего от меня не скрываешь.

О мои ноги трется Райли, и я глажу его по голове.

— Нет, ничего. Как Герберт может не понравиться? Он мистер Совершенство, воплощение идеального мужчины и мужа.

— Брет?

— М-м-м?

— Что с тобой? Герберт точно для тебя воплощение идеального мужа?

Я поднимаю голову и смотрю прямо Брэду в глаза.

— Герберт лучший мужчина из всех, с кем я встречалась. Я доверяю ему, могу на него положиться. Он будет замечательным отцом и мужем.

Следующим утром, в воскресенье седьмого мая, набрав вес четыре фунта и одиннадцать унций, одетая в розовый костюмчик, подаренный тетей Кэтрин, Остин приезжает домой. Герберт устаивает настоящую баталию, настаивая, чтобы я с дочерью переехала на Астор-стрит, но я непреклонна. В настоящий момент наш дом здесь, в Пилсене, кроме того, это решение убьет Селину и Бланку. Последние несколько недель они с умилением разглядывали фотографии Остин, купили ей игрушки и крохотные кроссовки. О том, чтобы оставить их сейчас, не может быть и речи.

По дороге от больницы до машины Герберт делает бессчетное количество снимков, потом мы долго смеемся, пытаясь усадить Остин в автомобильное кресло. Она для него еще слишком мала, поэтому мне приходится обложить ее со всех сторон одеялом, чтобы не дать упасть.

— Ты уверена, что купила сиденье нужного размера? — интересуется Герберт.

— Да, в больнице все поверили, размер как раз для Остин.

Он скептически на меня косится, но, прежде чем захлопнуть дверцу, помогает сесть рядом и тщательно застегивает ремень безопасности, словно я тоже ребенок, только постарше. Машину он ведет особенно осторожно, периодически оглядывается на нас, когда на дороге попадаются кочки или резкие повороты. Герберт обращается со мной так, словно я сама несколько дней назад родила ребенка. Его забота обо мне и Остин трогает меня, но все же вызывает чувство, схожее с клаустрофобией.

На ум приходит фраза из фильма «Язык нежности»: «Не поклоняйся мне, пока я этого не заслужила». Мне всегда было близко это выражение, говорящее о независимости и гордости. Сейчас впервые в жизни у меня возникает вопрос: почему? Видимо, оставленная одним человеком рана до сих пор болит, мешая принять настоящую привязанность.

Я отчаянно старалась «заслужить» Чарльза — и Эндрю — и незаметно принесла в жертву свое «я». Впрочем, даже это меня не оправдывает. С Гербертом все по-другому. Наконец-то я могу быть самой собой, а он обожает меня именно такой. Так почему же его любовь напоминает мне мокрый цемент?

Поднимаясь в квартиру с Остин на руках, я так остро чувствую мамино присутствие, что невольно ищу ее глазами. Мама была бы сейчас в восторге от ребенка, от того, какой женщиной я стала. Она встретила бы меня и поцеловала, склонилась бы к Остин, которую взяла бы на руки при первой возможности.