Александр Моралевич: Пиф-паф

…В записных книжках И.А.Ильфа есть фраза: "Глупость хлынула водопадом". Ну, глупость и дурновкусие еще хлынут на нас с пятисот страниц романа, а пока что с обложки хлыщет враньё.

Да простят меня любимые и глубинно знаемые мною чеченцы и ингуши — но во времена Македонского не отметились они в искусствах даже сколько-нибудь внятными наскальными изображениями.

Да что уж там — и скифы, предтечи самого Маканина, российского представителя в НАТО Рогозина и атлантиста-талассиста Дугина, и скифы во времена сиятельного Александра были известны в искусствах не более чем дикарским и низменным "звериным стилем".

А что же видим мы на обложке "Асана"? Здесь в золотом шлеме изысканнейших классических форм, с гравированным золотым надглазничьем, что недостижимо было по тем временам ни Византии, ни Риму, ни Египту, при золотой же лицевой маске, несущей черты то ли Цезаря, то ли Калигулы, а никак не "лица кавказской национальности" — Маканиным представлен сакральный чеченский Асан. И глядя на эту обложку, немедля хочется обратиться к Маканину с цитатой из действительно классического романа: "ПОЗДРАВЛЯЕМ ВАС, ГРАЖДАНИН СОВРАМШИ!"

…В предреволюционные годы, уже имея тягу к сочинительству, по городу Одессе шествовал молодой человек, звавшийся так: Исаак Бабель. Шел он рядом со взрослым и очень умным мужчиной. Который сказал юному Бабелю:

— Ися, вот на бульваре мы видим куст. Скажите, он вечнозеленый или же нет? А если он не вечнозеленый, то, Ися, как он сбрасывает листву по осени, начиная с вершинки или от комля? Вы ничего не знаете про флору, Ися. Но вот на дереве сидит пернатое. Как оно называется, даже не по-латыни, даже не по Линнею, а биндюжниками с Привоза и Молдаванки? И если эту птичку вспугнуть — каким полетом она удалится, стреловидным или синусоидальным? Вы опять ни в зуб ногой, Ися. Впитывайте, жадно познавайте даже малые малости окружающего мира, Ися. Иначе вам не быть настоящим писателем.

Есть замечательная осетинская пословица: "Вглядись в лицо человека и отдай ему его долю мяса". Вот так потом Максим Горький вгляделся в Бабеля — и на несколько лет отправил его "в люди". Для постижения

волшебства малых малостей, из которых потом соткется читательское доверие и приязнь к писателю. Бабель постиг и всё соткалось.

…Когда-то мне выпало счастье двадцать три минуты слушать академика Панченко, рассуждавшего всего лишь об одном меленьком стихотворении Лермонтова — "Выхожу один я на дорогу".

Исаак Бабель в ораторской изустности не преуспел. Он и характеризовал себя так: "Я скандалю на бумаге и заикаюсь на людях".

Автор этого эссэ, хоть и не заикается на публике, тоже брезгливо относится к президиумам и трибунам. Но, приведись случай, я, как Панченко, мог бы час запальчиво и обоснованно препарировать всего одну фразу из "Конармии" Бабеля, фразу, которая — одна! — вместила в себя всю неохватность и ужас Гражданской войны: "Тогда Кондря из пулеметной команды взял голову старика меж колен и зарезал его не забрызгавшись".

У нетленных Ильфа и Петрова есть очерк о военных учениях. Там присутствует фраза: "Пахло порохом. Сделаем уступку забияке Вишневскому: пахло бездымным порохом". Ага, тем самым бездымным, секрет которого слямзил для России во Франции недавний номинант на звание "Имя Россия" дедушка Менделеев.

Что ж, и знавал мир великих писателей-баталистов, и русские обретаются в этом ряду отнюдь не на последнем месте. Пушкин тут, и Лев Николаевич, и Бабель, и Богомолов с "Августом 44-го", и проклинаемый Россией и приговоренный заочно к смертной казни перебежчик из ГРУ Виктор Суворов с "Аквариумом" и "Освободителем", и еще сто достойных персон (извините за неперечисление, слишком длинен ряд).

А Ремарк? А Хемингуэй с десятилетиями запрещенной в СССР "По ком звонит колокол"? Да взять оттуда одну только главу, начинающуюся словами: "Эль Сордо принимал бой на вершине высокого холма" — и впору преклонить колени перед писателем и знатоком предмета. Вот где громы, вся неистовая партитура и трагизм боя с запахом крови и его, его — запахом бездымного пороха, а не маканинского запаха размокшей селитры на складе китайских петард.

Наша страна отдельна и штучна. В ней веками могло чего-нибудь да не быть. Даже пародии на гражданские права, например. Осознания ценности даже единичной человеческой личности, когда у нас даже с точностью до миллиона безвестно, сколько людей погибло в голоды и Гражданскую войну. А уж голоды в нашей стране — это пальчики оближешь, а не голоды. Случались любые — и никогда никаких эпидемий, как при голодах в прочих странах. Потому что при советских голодах на трупах вспучиваться и вздуваться нечему, плоть на скелетах отсутствует.