Исаак Башевис-Зингер - Каббалист с Восточного Бродвея

— Неужели ты меня не узнаешь?

— Узнаю, — сказал я, — только не помню имени.

— Розалия Кадиш.

— Боже мой!

Мы потянулись поцеловаться, но столкнулись бокалами, и я отпрянул назад, чтобы не облить ее пуншем.

— Я постарела, — сказала она, — а ты совсем не изменился.

— А что еще остается делать? Только стареть, — сказал я, — но расскажи о себе. Как ты здесь оказалась, где ты живешь?

Она хитро улыбнулась, показав неровные пожелтевшие зубы.

— Я живу на Святой Земле, а здесь читаю курс по современной ивритской литературе. Еще я пишу диссертацию.

— А что поделывает твой американский дружок?

— Значит, кое-что ты все-таки помнишь. Представь себе, женился на разведенной богачке.

— Он уже не хочет спасти человечество?

— Ему не до того — жена взяла его в оборот. У нее четверо детей от первого брака, и сейчас она снова беременна.

— Где они живут?

— В Калифорнии, как все безумцы.

— А ты как?

Она пожала плечами: «А что я?» — после чего рассказала о себе. В Иерусалиме она влюбилась в одного молодого профессора, который уверял ее что вот-вот разведется, но так и не развелся. Потом у нее был роман с итальянским студентом на много лет ее моложе, но вопрос о женитьбе не стоял. Затем у нее был араб, а сейчас вообще никого нет, чему она очень рада.

— А чем же ты занимаешься в свободное время?

— Курю план.

— Тебе этого хватает?

— Знаешь, это лучше, чем выслушивать исповеди импотентов.

— Неужели дело зашло так далеко?

— Да, я стала циничной, — сказала она. — У меня не осталось иллюзий. Но мне нужно получить докторат, иначе всю жизнь так и просидишь без денег.

— Как твои родители?

— Они больше не надеются, что из меня выйдет что-нибудь путное.

Я заметил, что уже поздно.

— Я живу здесь неподалеку, — сказала Розалия. — Может, зайдешь на чашечку чая? Раньше двух я все равно не ложусь. Тем более завтра у меня выходной. Не бойся, приставать к тебе я не собираюсь.

Я хотел попрощаться с организаторами, но декан с женой уже ушли, а других гостей я не знал. Университет был целым большим городом. На улице Розалия взяла меня за руку. Было ужасно холодно. Дул ледяной ветер. На мне были теплые башмаки, толстые перчатки и шерстяной шлем, в котором я был похож на куклуксклановца. Мы с трудом продвигались по тускло освещенным заснеженным улочкам. Ветер пробирал до костей, забрасывая нас колючей снежной крупой. Мне вспомнились детские книжки про путешествия на Северный полюс. Снег вихрился вокруг фонарей. Мостовая была скользкой, и мы цеплялись друг за друга, чтобы не упасть. Сквозь пургу я заметил, что над крышами горит одинокая сине-зеленая звезда. Здесь, у нас на Земле, было минус одиннадцать, а там, может быть, плюс миллион.

Мы с Розалией Кадиш поднялись в ее квартиру на третьем этаже. Всюду валялись книги и журналы: на кровати, на стульях, на полу и даже на холодильнике и газовой плите. Розалия быстренько прибралась и поставила чайник. Затем предложила мне вино и печенье. Вообще-то я не пью, но мне хотелось согреться после нашей прогулки. Мы выпили за здоровье.

— Я часто тебя вспоминала, — сказала Розалия, — даже хотела написать о тебе диссертацию, но не смогла найти достаточно справочного материала.

Вдруг я вспомнил, что обещал позвонить Рейцл. Она наверняка ждет. Скорее всего, она уже сама звонила мне. Розалия проявила понимание:

— Не смущайся, позвони ей.

Я набрал номер, и Рейцл взяла трубку. Ее голос звучал холодно и отчужденно. Она все еще дулась на меня за мой отъезд.

— Как прошла лекция? — спросила она.

— Так себе.

— Ты, может быть, забыл, но у нас на час позже. Я уже хотела лечь.

— Тут в честь меня устроили фуршет. Оттуда нельзя было позвонить.

— Ты сейчас у себя?

— Да, — соврал я и тут же пожалел об этом.

— Врешь. Я звонила тебе пять минут назад.

— Я только что вошел, — сказал я, понимая, что делаю все только хуже.

— Прекрасно, — сказала Рейцл, — положи трубку, я тебе перезвоню.

Я хотел ответить, но она уже бросила трубку, оставив меня с открытым ртом. Я почти слышал, как звонит телефон в моей пустой квартире и гневную тираду Рейцл. Все, подумал я, на этот раз это конец, я ее потерял.

Розалия искоса поглядывала на меня.

— Не переживай, — сказала она, — тебя простят.

— Никогда.

— Хочешь покурить? Не бойся — от одного раза ты наркоманом не станешь.

— Нет, тогда уж я лучше выпью.

Я пытался успокоиться. Вся эта несчастная любовь, утешал я себя, все эти романтические бредни и гроша ломаного не стоят. Молодое поколение абсолютно право: они не требуют верности и не ревнуют. Девяносто девять и девять десятых наших «инстинктов» на самом деле следствие социального гипноза.