Исаак Башевис-Зингер - Каббалист с Восточного Бродвея

— Может, ты знаешь, в чем дело, — обратился он к попугаю. — Рассказывай.

— Папа, папа, папа! Люблю, люблю, люблю!

Стемнело. Окна позеленели. На стене дрожали алые отсветы заката. Попугай забрался в клетку и приготовился ко сну. Вульф-Бер закурил гаванскую сигару и сидел в темноте, делая глубокие затяжки. Непривычный аромат опьянил его. Время от времени он опускал руку в карман и дотрагивался до брошки. Он напряженно прислушивался к каждому звуку, долетавшему с улицы. Где его жена? Почему ее так долго нет? Он решил, что не будет начинать никаких разговоров, пока дети не лягут спать. Вскоре он услышал шаги и голоса. Циля вернулась. Она и девочки — все трое с пакетами в руках — весело ворвались в комнату. Голос Цили звенел от радости:

— Вульф-Бер, где ты? Почему ты сидишь в темноте? Ты куришь сигару?

— Русский подарил в поезде.

— У меня от этого запаха голова кружится. Мы, наверное, скупили всю лавку. Погоди. Я зажгу свет.

— Ты не знаешь, где мой янтарный мундштук?

— Нет.

Девочки прыгали вокруг него со свертками в руках. Сначала Циля зажгла настольную лампу, потом ту, что свисала с потолка на бронзовых цепях. К подвесной лампе была приделана бутылочка из тыквы, набитая свинцовыми шариками, — грузик, удерживающий лампу в равновесии. Чего только Циля не накупила: и шелк, и шерсть, и бархат. Более того, она уже договорилась с портным Лазарем, что тот сошьет ей несколько платьев до Песаха. Теперь с хозяйской сноровкой она принялась готовить ужин. Обычно дети ложились спать рано, но возвращение отца — праздник! Циля уже пообещала им, что завтра они могут пропустить гимназию.

Сидя за столом, Вульф-Бер нахваливал Цилины кушанья, но сердце у него было не на месте. Он торопливо поужинал, время от времени бросая на Цилю пристальные взгляды. Сразу же после чая с вареньем и коврижкой он велел девочкам идти спать. Они закричали, что это нечестно, ведь они еще не показали ему свои книги, карты, рисунки. Но Вульф-Бер был непреклонен: все это может подождать и до завтра; ночью дети должны спать.

Попрепиравшись еще немного, девочки ушли в свою комнату. Циля была на его стороне и посылала ему понимающие улыбки. Наверное, ему не терпелось поскорее остаться с ней наедине. Тебе хочется, да? — казалось, спрашивал ее взгляд. Вульф-Бер пошел в спальню, разделся и сел на свежезастланную кровать. Его сапоги с жесткими мысками стояли рядом, как в армии. По обыкновению, перед тем, как прийти к мужу, Циля вышла на кухню помыться и расчесать волосы. Она надела новую ночную сорочку, побрызгалась духами и почистила зубы пастой, как в больших городах. Да, пожалуй, он мной не отравится, решила она, поглядевшись в зеркало. Циля думала, что Вульф-Бер сразу же потушит лампу и займется с ней любовью, но он продолжал неподвижно сидеть на постели, глядя на нее исподлобья.

— Будь добра, закрой дверь.

— Что-то случилось?

— Закрой дверь.

— Она закрыта.

Вульф-Бер вытащил из-под подушки брошку:

— Откуда у нас эта вещь?

Когда Циля увидела брошку, ее лицо изменилось — стало растерянным и мрачным.

— Она у нас уже очень давно.

— Что значит «давно»?

— Несколько лет.

— Как она к тебе попала?

Циля помолчала, потом подняла брови и сказала тоном человека, который сам не надеется, что ему поверят:

— Я ее нашла.

— Нашла? Где?

— На женской половине синагоги.

— Ты часто ходишь в синагогу?

— Это было на Рош-Хашана. [5] Еврейский Новый год, обычно отмечается в начале осени.

— И ты не спросила, кто ее потерял?

— Нет.

— Почему ты мне ничего не сказала?

Циля пожала плечами:

— А разве я обязана тебе все рассказывать?

Муж с женой говорили тихими голосами, потому что дети в соседней комнате еще не спали Вульф-Бер помолчал немного.

— Здесь выгравированы две буквы: алеф и гимел.

— Да.

— Чья эта брошка?

Циля, не отвечая, подошла к двери и проверила, хорошо ли она закрыта. Было видно, что ей очень не хочется, чтобы девочки слышали их разговор. Впервые в жизни Вульф-Бер различил вызов в ее глазах.

— Ты что, следователь?

— Чья она? — повысил голос Вульф-Бер.

— Не кричи! Альты-Гитл.

В ту же секунду Вульф-Бер все вспомнил. Ну конечно! Все только об этом и говорили.

— Но ведь брошка Альты-Гитл пропала на Хануку, [6] Ханука — праздник в память о победе еврейских повстанцев Маккавеев над греко-сирийским царем Антиохом. а не на Рош-Хашана.

— Ну и что?

— Как она попала к тебе?