Хавьер Мариас - Дела твои, любовь

— Уважаемая персона, говоришь? Да его уважают только невежды, евнухи и Общества дружбы с самыми отсталыми и ленивыми народами! — возмутился профессор. Он наугад раскрыл книгу, пробежал глазами по строчкам и ткнул указательным пальцем в одну из них: — Вот, смотрите сами. Грубейшая ошибка! — И захлопнул том, словно давая понять, что говорить больше не о чем. — Я напишу статью и в пух и прах его разнесу! — Глаза его горели, на губах играла торжествующая улыбка. — К тому же, — добавил профессор — он мне завидует.

После этого мы с Луисой Алдай не виделись довольно долго. За это время в моей жизни произошли перемены: я начала встречаться с мужчиной, который мне не очень нравился, и безнадежно влюбилась в другого — в того, кто был влюблен в Луису: в Диаса-Варелу. Вскоре после нашего знакомства в доме Луисы мы столкнулись в совершенно неожиданном месте — неподалеку от той парковки, где убили Десверна, в Национальном музее естествознания, что находится рядом (точнее сказать, образует архитектурный ансамбль) с Высшей политехнической школой с ее прекрасным куполом из стекла и металла, вознесенным на высоту двадцати семи метров и достигающим двадцати метров в диаметре. Купол был возведен в тысяча восемьсот восемьдесят первом году, когда в этих зданиях не было ни Высшей политехнической школы, ни музея: там размещался незадолго до того открытый Национальный дворец искусств, в котором в тот год проходила очень важная выставка.

Эта зона тогда называлась Холмы ипподрома: из-за рельефа местности и по причине близости к ставшим уже легендой (не только потому, что их так никто и не превзошел, но и потому, что уже не осталось живых свидетелей их подвигов) лошадям. Коллекция Музея естествознания небогата, особенно по сравнению с музеями Англии, но я иногда водила туда своих племянников, когда они были еще совсем маленькими, — посмотреть на неподвижных животных в стеклянных витринах и получить о них хоть какое-то представление, а потом стала приходить туда уже одна. Ходила вместе с многочисленными школьниками, сопровождаемыми очень нервными или, наоборот, очень спокойными учительницами, и немногочисленными туристами, теми, кому некуда было девать время и они решили скоротать его, заглянув в музей, о существовании которого узнали из путеводителя (слишком подробного и изобилующего ненужными сведениями) по залам, в каждом из которых сидела на стуле смотрительница. Эти женщины — в большинстве своем латиноамериканки — были единственными живыми существами в музее, как, впрочем, и в любом другом музее естествознания.

Я стояла перед чучелом крокодила с огромной разинутой пастью — каждый раз, глядя на нее, я думала о том, что вполне могла бы туда поместиться, и о том, что мне повезло родиться далеко от тех краев, где водятся эти рептилии, — как вдруг услышала свое имя и обернулась в испуге: когда находишься в таком месте, как этот музей, и предположить не можешь, что кто-то тебя здесь отыщет.

Я узнала его сразу, как только увидела. Как я могла не узнать эти женственные губы, этот подбородок, который кажется разделенным надвое, эту спокойную улыбку и этот взгляд — одновременно внимательный и беззаботный. Он спросил меня, что я делаю в музее, и я ответила: — Я люблю приходить сюда. Это удивительное место: здесь множество хищных зверей, но все они настроены очень миролюбиво, и к любому из них можно приблизиться без страха. — И тут же пожалела об этих словах: хотела поинтересничать, показать, какая я умная, и сморозила глупость — хищных зверей в музее было не так уж и много. Что он обо мне подумает? Мне почему-то очень не хотелось ронять себя в его глазах, и я добавила более простое объяснение: — Здесь очень спокойно и тихо.

Потом я, в свою очередь, поинтересовалась, как он оказался в музее, и в ответ услышала: — Я тоже люблю приходить сюда. — Я ожидала, что он тоже скажет какую-нибудь банальность, но, к моему глубокому сожалению, этого не произошло: Диас-Варела не собирался производить на меня впечатление. — Я живу неподалеку, и, когда выхожу прогуляться, случается, что ноги сами приводят меня сюда.

Ноги, которые "сами приводят" куда-то — прозвучало, на мой взгляд, слишком литературно и претенциозно, и я подумала, что не все так плохо, что, может быть, для меня еще не все потеряно.

— Потом обычно выпиваю чашку кофе на свежем воздухе. — Я вспомнила, что в сквере напротив Высшей политехнической школы, прямо под раскидистыми кронами старых деревьев, стоит киоск, где подают напитки, и несколько столиков. — И возвращаюсь домой. Сейчас я как раз собирался выпить кофе. Пойдем со мной, я приглашаю. Впрочем, если ты предпочитаешь любоваться на эти клыки или заглянуть еще в какой-нибудь зал.