Аркадий Вайнер - Петля и камень на зелёной траве

– Ты бы лежал лучше, – сказал просительно Шурик. – Нет, братень, сейчас лежать не будем. Сейчас мы делом займемся…

– Хорошо, – безропотно согласился Шурик, не спрашивая каким делом мы будем заниматься среди ночи. Господи, почему же мне никогда раньше в голову не приходило, что он – очень хороший человек?

От горячего чая болел рот – опухшие губы, ссаженный язык, разбитые десны, но я пил все равно и чувствовал, как возвращаются силы.

– Шурик, ты не знаешь, почему отец оформил тогда свое отцовство? – я знал, что ему неприятны все эти разговоры, но не хотел оставлять для себя больше никаких неясностей.

– Я думаю, что отец как-то странно, по-своему любил мою мать, – задумчиво сказал Шурик, – тогда он думал, что даже ему не удастся спасти ее, поэтому он согласился спасти хотя бы меня…

– В каком смысле?

– В это время было принято решение о выселении всех евреев на Таймыр – мы бы там все за одну зиму погибли, – просто, без волнения объяснил Шурик. – Мать предупредили об увольнении, а вы уже жили в Москве. Мать ни о чем не просила, но в феврале отец прилетел в Вильнюс и через своих знакомых оформил признание иска об отцовстве…

– А почему он тебя просто не усыновил?

– Для этого нужно было согласие твоей матери – и вся история вскрылась бы…

– Но почему твоя мать не довела процедуру до конца?

– Умер Сталин – отпала для нас смертельная опасность, и мать не хотела подвергать отца риску скандала…

– Она жива?

Шурик отрицательно покачал головой. И замолчал. И я больше не спрашивал – там было только его, и мне нечего было лезть без спросу. Захочет – сам расскажет.

Мы долго молчали, потом я сказал ему:

– Шурик, я выяснил обстоятельства убийства Михоэлса и отца Улы, мне известны имена конкретных убийц и организаторов преступления. Теперь я хочу составить доклад об этом и передать его на запад, чтобы выручить Улу… Шурик кивнул.

Ты мне хочешь помочь? И снова Шурик кивнул.

– Учти – если попадемся, то поплатимся головами. Нам этого не простят…

– Не предупреждай меня, я готов. Христос сказал – нет больше той любви, как если кто положит душу за друзей своих. Что надо делать?

– Нужно найти выход за границу. Человека, который передаст доклад…

Шурик протер платком запотевшие толстые линзы очков, задумчиво наклонил к плечу голову, надел очки на переносье, взглянул мне в глаза, твердо сказал:

– У меня есть товарищ, сельский священник. Под Владимиром. У него были связи, он поможет.

– Ему можно доверять?

– Да, – отрубил Шурик. – Я верю ему как себе. Когда нужно отдать?

– Немедленно. Сегодня утром…

– Хорошо, садись пиши. Я уеду, как закончишь…

Шурик налил мне еще стакан чаю и прилег с книжкой на диван. А я заправил в машинку закладку в два экземпляра, и медленно, собираясь с мыслями, отстукал одним пальцем заголовок: «МЕМОРАНДУМ».

Кому писать? О чем писать? Как написать? Как обеспокоить мир правдой, ради которой люди здесь согласились умереть?

Правда – от Бога, Истина – от ума.

Как рассказать вам о моей вере в то, что история евреев – это повторение крестного пути Христа, заканчивающегося на нашей Голгофе?

Как объяснить вам чувства человека, от которого отрывают любимую женщину и швыряют в тюремный сумасшедший дом?

Безнадежно.

Я буду говорить на языке судебной процедуры.

Я вчиняю иск!

Я требую суда открытого и гласного над уголовными и политическими преступниками, которых государство три десятилетия укрывает от справедливой кары, от праведного возмездия за злодеяния.

Наша держава не признает никаких сроков давности за гитлеровские преступления. Я прошу мир отменить сроки давности на сталинские преступления. На них не могут распространяться никакие сроки давности, потому что они продолжаются, изменив лишь свое обличье и характер.

Люди, убившие три десятилетия назад великого актера Михоэлса, продолжают для сокрытия этого злодейства держать и сейчас в психиатрической тюрьме жертву давнего преступления. 13 января 1948 года убийством Михоэлса и Моисея Гинзбурга была начата неслыханная в нашей стране по масштабам антисемитская кампания, имевшая конечной целью депортацию и полное физическое истребление евреев.

Ровно за полвека – 13 января 1898 года – мир вздрогнул от гневного возгласа Эмиля Золя, брошенного в лицо антисемитам – «Я обвиняю!»

Уставший и отупевший за полвека насилия и кровопролития мир не шелохнулся, когда оперативными работниками МГБ Шубиным и Жигачевым были убиты Соломон Михоэлс и еврейский писатель Моисей Гинзбург…