ДЭНИЭЛ ВАЙСС - НЕТ ЦАРЯ У ТАРАКАНОВ

– Кто господень – иди ко мне! – пропел я. Гвалт постепенно утих. Гражданам, похоже, плевать, кто изображает пророка.

– Вы сделали великий грех; итак я взойду к господу, не заглажу ли греха вашего.

Они безмолвствовали, пока я медленно шел по доске, нарочито прихрамывая на изуродованную ногу, будто сгибаясь под тяжестью их грехов. Я пересек каминную полку и исчез за лампой.

– Грешники! Они изведают мой гнев! – Я заехал фитилем по новому панцирю. Панцирь ото– звался мощным басовым эхом. Я сам едва не перепугался.

– Ослепительный свет и жара смутили их. Воистину, они праведники, – ответил я сам себе нормальным голосом. – Праведность не тает, точно масло в полуденном солнце! – Я снова грохнул по панцирю и тихонько выглянул. Колония застыла в священном ужасе.

Я приглушил громкость и продолжал умолять, повышая голос на случайных словах вроде «раскаяться», «прощение» и «последний шанс». Потом я вернулся на доску.

Граждане встретили меня так, будто Золотой Телец – это я.

– Вы очень рассердили господа своим идолом. Он – бог-ревнитель.

Толпа уронила пешку на бок, целое полчище окружило латунного коня. С ревом шестисот тысяч тараканов они сбросили его через край доски на пол. Посмотрим, что скажет Айра.

– Господь говорит: вы – люди жестоковыйные, – сообщил я.

– Но мы не люди, – отозвался кто-то.

– И у нас нет вый.

– Неважно, – заявил я. – Господь говорил со мной. Я просил его: покажи мне славу твою. И сказал господь: я проведу пред тобою всю славу мою, и провозглашу имя Иеговы пред тобою, и кого помиловать – помилую, и кого пожалеть – пожалею.

Колония пришла в восторг. Время разыграть мою партию.

– И господь сказал: смотри! Вот место у меня, стань на кухонном шкафчике…

Я напрягся, готовясь к отпору. Но ничего не случилось. Они проглотили без возражений. -…Когда же будет проходить слава моя, я поставлю тебя в расщелине шкафчика и покрою тебя рукою моей, доколе не пройду.

Толпа покатилась с каминной полки и потекла через гостиную в столовую. Чтобы не отставать от самых медлительных, пришлось бросить фитиль.

Я совершенно потерял счет времени. Я понял это, услышав скрежет ключа. У нас оставалось еще несколько секунд – хватит, чтобы разбежаться по столовой. Но колония как ни в чем не бывало шагала вперед, будто судьба навсегда избавила ее от житейских бед.

Но я в житейские беды верил истово. Я протолкался к лидерам. Они уже достигли кухонной двери.

– Стойте! Стойте! Это безумие!

Не обращая на меня внимания, они шли дальше. Всего минуту назад я был всемогущ – куда девалась моя власть? И тогда в арьергарде я увидел Аарона – он встал на задние ноги и тыкал себя в грудь.

Надо попытаться.

– И господь сказал: не идите в шкафчик при виде смертельной опасности, это навлечет позор на меня. Ступайте под плинтус и там ждите.

Они тут же остановились и развернулись. Шустро протоптали тропинку в сугробах борной кислоты и скрылись под плинтусом.

После ужина я пошел за Руфью в гостиную.

– Айра, гляди, лошадь на полу лежит. Айра вбежал в комнату.

– Все фигуры перепутались. Я же предупреждал…

– Не смей! – перебила она. – Мы это уже обсуждали.

– Тогда что за черт? Вандалы вломились только ради того, чтобы подвигать фигуры?

– Кто играет латунными, Лев или ты? – Я.

– Значит, твоя лошадь. Думаю, ей на улицу приспичило.

– Очень смешно, – сказал Айра. – Между прочим, это не лошадь. Это конь.

– Значит, сбросил наездника и сбежал.

Впервые в жизни я с удовольствием созерцал нахмуренное Айрино лицо. Еще несколько часов – и я попрощаюсь с ним навсегда.

Я подождал, пока они умылись, опорожнились и ровно задышали в кровати, а затем вернулся под плинтус. Граждане сидели смирно в ожидании похода к Священной Дыре.

– Хвалите господа! – говорил я каждому лично у выхода из-под плинтуса.

Первым был Августин – я не видел его так долго, что считал умершим. Он поведет колонну. Новообращенные всегда фанатичнее кадровых верующих. Остальные великолепным строем следовали за ним. Скоро Августин свернул за угол в кухню; колония шла одним громадным многочлениковым насекомым. Скоро конец нашим страданиям.

Когда все прошли мимо меня, я заглянул напоследок под плинтус в поисках отставших. Никого. Я перепрыгнул белые сугробы. Оглянулся и помахал. Прощай, унылый дом. Там, куда мы идем, как хорошо и как приятно жить братьям вместе!

От малого произойдет тысяча, и от самого слабого – сильный народ.