ДЭНИЭЛ ВАЙСС - НЕТ ЦАРЯ У ТАРАКАНОВ

Через некоторое время дверь снова открылась, и вошел мужчина. Я совсем запутался. Одутловатый, на вид нездоровый, с узкими плечами и широкими бедрами, несколькими дюймами выше Макгайр. Абсолютно точно не из тех, что предпочитает тройственный союз. Может, сосед-гей? Надо было спальни посчитать.

Но Макгайр его поцеловала, и теория умерла сама собой.

– Как прошел день?

– Прекрасно. А у тебя?

– Прекрасно.

– Красивые цветы, – сказал он.

– Спасибо.

По сравнению с ними Вэйнскотты – горячие жеребцы. Как Цыганка это выносит? Пусть она придет, наконец.

Макгайр исчезла в кухне. Мужчина уселся в гостиной. Вытащил из портфеля выпуск «Американских пломб». Так вот кто дантист! Групповой портрет упорно не складывался.

По квартире распространился запах вареного. Макгайр позвала, и мы отправились на кухню.

Они ели, почти не разговаривая, а жуя, аккуратно захлопывали рты. Они постукивали по тарелкам ножами и вилками. Промокали губы салфетками. Потягивали вино из хрустальных бокалов. Цыганка тыкала нож в большой ломоть мяса и кусала, а вино пила прямо из горла. Может, они так рано ужинают, чтобы с ней не встречаться? Может, она приходит поздно, чтобы не встречаться с ними?

Когда ужин закончился, мужчина помог Макгайр убрать со стола. Когда она встала к раковине, он легонько поцеловал ее в щеку и сказал:

– Очень хорошо, Эсме. Только сначала почисть, пожалуйста, зубы.

Эсме. Эсме? Эсмеральда? Цыганка? Невозможно. Она ненавидела имя Эсме. У нее были волосы до попы. Она никогда не носила костюмов. Осанка, манеры, запах, вязание. Нет. Конечно маловероятно, чтобы в одном доме жили две Эсмеральды, но эта – не Цыганка.

Остаток вечера они смотрели комедии. Эсме вязала. Цыганка не показывалась. По-прежнему дикая.

– Я буду ко сну готовиться, – сообщила Эсме через несколько часов. Я пошел за ней в спальню. Я хотел проверить.

Эсме носила маленький оборчатый бюстгальтер. Цыганка называла бюстгальтеры «кандалы для сисек» и никогда их не надевала. Эсме повесила одежду на плечики. Цыганка бросала ее там, где снимала. Эсме сняла бюстгальтер, и я должен был признать: у нее такие же маленькие девчачьи груди. Но под юбкой она носила обтягивающие трусы, которые Цыганка окрестила «кошачьим намордником». Окончательно дело решила тесемка тампона, что выглядывала из редкой мышиной растительности. Цыганка была яростной противницей «вагинальных затычек».

Принимая душ, Эсме побрила ноги и подмышки. Разве это моя Эсмеральда?

Меня грызли сомнения. Я залез на унитаз. Сначала тампон – старый вынуть, новый вставить. Она неловко обращалась с аппликатором – странновато для женщины с двадцатилетним стажем. В унитазе от тампона запахло лимоном и лаймом. Цыганка не осквернила бы себя так и под страхом смерти. Но запах гормонов был мучительно слаб – положительная идентификация невозможна.

Эсме помочилась, но и это не помогло. Я не утерпел. Она скомкала туалетную бумагу, и тут я помчался по ее ягодице – я хотел быстро лизнуть влагалище. Я должен был знать.

Все произошло очень быстро. Наверное, она обладала самым чувствительным задом в мире: она протянула руку и скинула меня. Я упал в унитаз, прямо на распадающийся тампон, и тут получил ответы на все вопросы. Тампон довольно долго держал меня на поверхности – я видел, как она подтирается. Я впервые заметил золотое кольцо на безымянном пальце. Эта женщина замужем за дантистом. Это миссис Макгайр. А химия на растекшихся волокнах рассказала мне остальное. Под лимонно-лаймовым запахом скрывалась она.

Миссис Макгайр – моя Цыганка. Дикая, свободолюбивая анархистка – теперь побритая, пропо-лощенная, дезинфицированная, тампонированная и замужем за дантистом.

Еще один план рухнул. Даже сумей я вернуть ее Айре, после такой метаморфозы она бесполезна. Секреция Руфи ее уничтожит.

Словно в наказание за эту мысль Цыганка обернулась и спустила воду. По крайней мере, злоба осталась при ней.

Она встала. Ее силуэт медленно изгибался, натягивая трусы. Стремительный холодный поток швырнул меня в стену, и я понесся по кругу, все быстрее и быстрее, пока кишки не прилипли к спине. Водовороты ревели надо мною, я ничего не видел и не слышал, но по-прежнему чувствовал слабый привкус гормонов Эсме. Бедный я. Бедная Эсмеральда. Надеюсь, цивилизация хоть чем-то вознаградила тебя за все твои утраты.

С этой похоронной песней я пронесся по дну унитаза и рухнул ему в глотку.