Алексей Иванов - Аллергия на «Магические Грибы»

— О, Алекс, это очень смелое заявление! Надеюсь, ты никого не имеешь в виду конкретно.

— Конечно, нет, — я успокаиваю её бдительность. — Я верю в то, что они законопослушные. Dura Lex Sed Lex [8] Dura Lex Sed Lex — Латинское выражение «Закон суров, но это закон». . Я очень хорошо учил юриспруденцию, но это, увы, никак не помогает мне сбежать с этой фазенды. Если закон говорит, что я не имею права менять работу, значит, ничто не изменится — это закон.

Да. Теперь я, точно, зомби.

Сквозь полночную темноту я шагаю к моему пристанищу. Путь лежит мимо старого маленького дома со стенами из разваливающихся камней.

Некогда там жили два нищих брата. Один убил другого, затем и сам повесился, мучимый угрызениями совести. Как сказал Падди, это легенда. А быль в том, что привидения обоих братьев не дают спокойно шагать мимо этого домика.

Я шагаю мимо всех привидений, всем врагам назло. Я маленький человек, вдали от родины, вдали от родных и друзей, иду мимо дурацких привидений, уставший как собака, голодный как волк, и бедный как церковная мышь, иду и делаю вид, что мне не страшно. А мне страшно! Я специально оставляю дверь вагончика не запертой в течение дня, чтобы в ночной тьме, вернувшись с работы, заскочить внутрь без промедления и захлопнуть дверь за собой. Чтобы захлопнуть дверь с такой скоростью, что привидения не успеют проникнуть в помещение вместе со мной.

Я запираюсь в моём хлипком вагончике, качающемся на ветру, и трясусь от холода в промёрзшей детской кроватке.

На моем окошке постоянно конденсат. Конденсат, это крупные капли воды, которые вырастая, скатываются на мою кроватку. Напротив моего окна я наблюдаю окно старого, жуткого дома. Этому дому триста лет. Откуда я знаю, что ему триста лет? Об этом мне сказал хозяин — Падди. Я поинтересовался:

— Почему именно триста, откуда такая уверенность?

Падди ответил:

— Гляди Александр, какие маленькие окна в этом доме. Триста лет тому назад, король Англии Вильям третий [9] Король Англии Вильям третий — Король Англии, Шотландии и Ирландии, (годы правления 04/11/1650–08/03/1702). собирал налог на солнечный свет, вот так он любил Ирландию и Ирландцев. Он выставлял себя за Бога, словно это он обеспечивает ирландцев солнечным светом! Ненавижу королей и англичан! — и в глазах Падди вспыхнули языки пламени, подобно впечатляющим огненным эффектам на концертах «Iron Maiden». — У меня прямо аллергия к ним!

— Аллергия к англичанам? Ну и ну! А в чём она выражается?

— Кулаки очень чешутся, когда о них вспоминаю.

Как странно, что подобные симптомы, но у разных людей, неужели аллергия передаётся воздушно–капельным путём? Взаимная нетерпимость в пределах одного сообщества это, скорее всего, прогрессирующая раковая опухоль, нежели грипп, потому что она навряд ли излечивается постельным режимом и обильным питьём.

От этого дома веет крысами и пахнет чем‑то таким зловещим, что у меня не возникает сомнений, что именно так пахнут привидения. Внутри дома постоянно мерцает огонёк… в этом доме никто не живет уже лет пятьдесят, но внутри мерцает огонёк свечи, освещающий мученический лик Христа.

Я слышу, как дом вздыхает в тишине, как скрипят прогнившие половицы. Я вижу, как чёрные и серые тени пытаются скрыть своё присутствие внутри этого дома, но меня не обмануть, я всё равно их вижу, я их чувствую, я ощущаю их взгляды, которые проникают повсюду, до тех пор, пока я не накроюсь одеялом с головой.

Одеяло я натягиваю на голову в любом случае — иначе не согреться, иначе могильный холод не даст мне уснуть, не позволит расслабиться.

Перед сном, как библию, я открываю маленький фотоальбомчик. Там снимки моих детей, моих двух дочерей. Вот они идут, взявшись за руки. Улыбаются. Одной полтора годика, другой уже семь.

Конечно, снимал я. Они шли ко мне навстречу и не догадывались, что через неделю их папа исчезнет из их жизни. Не поднимет их на руки, не проводит в детский садик. Его просто не будет.

Он останется на фотографиях. Он останется в запутанных, сумбурных, непонятных детской душе письмах. Он останется в горячих слезах их матери, оброненных на подушку, но к счастью они этого не увидят.

Они боятся подойти к телефону, когда я звоню. Мой звонок, словно звонок с того света. Из небытия. Чужой голос. Холодный и не живой. Дребезжащий электронный звук из трубки, которая не способна ни обнять, ни поцеловать, ни приласкать.

Я смотрю на фото с моими девчонками. Плачу. Холодный воздух вагончика застревает в горле. Ком в горле. Ком в груди. Я плохой отец. Я бросил своих крошек. Кровиночки мои.