Александр Чернов - Спи спокойно, дорогой товарищ. Записки анестезиолога

— Таня, сохрани эти пилюльки. Утром лаборатория разберется… Если раньше правды не узнаем…

Набросав план интенсивной терапии, рассчитанной на мощную мозговую и сердечную поддержку, Темнов дал указания медсестрам:

— Ставьте вторую вену. Пока — по схеме, — ткнул он в свежеисписанный лист назначений. — Я выйду, пообщаюсь с родней.

Испуг во взглядах дожидающейся пары за прошедшие несколько минут успел смениться паническим ужасом. Опершись о стену, женщина непрерывно обмахивала бледное лицо платком и, судя по всему, едва сдерживала рыдания. Смуглое лицо мужчины блестело от пота, хотя в коридоре было весьма прохладно. Отец первым дифференцировал представшего перед ними врача:

— Доктор! Как она?! — Он испуганно осекся, боясь честного ответа.

— Стабильно… Но состояние тяжелое. — Сейчас Александру было не до сюсюканий.

— Но она выживет?! Ведь выживет?! Не молчите, доктор! — Он, казалось, требовал ответа раньше, чем сам формулировал вопрос. Впрочем, у Темнова все больше укреплялось впечатление, что реальный прогноз не был для них загадкой.

— Чем она отравилась? — Реаниматолог даже несколько пожалел о столь жесткой прямолинейности вопроса. Но времени для самоосуждения не было.

— Что?!.. Ой, доктор, мы… — Отец смолк, отрешенно уставившись в пространство.

Женщина на заднем плане качнулась вбок и, скользнув тонкой рукой по стене, бессильно присела на пол.

Открыв дверь в отделение, Темнов громко распорядился:

— Стул и нашатырь!

Обмороки у дверей реанимации были делом если не регулярным, то, во всяком случае, не редким. Поэтому не прошло и минуты, как подкошенная стрессом мать была усажена на жесткий отделенческий стул и умело стимулирована к осознанной жизнедеятельности парами нашатырного спирта.

— Люда — давление. Если ниже девяноста на шестьдесят — гормоны, можно в мышцу. Пойдемте со мной! — вывел он из ступора нервно кивнувшего отца.

Путь не был дальним. Кабинет заведующего реанимационным отделением располагался за третьей по правой стороне дверью на территории кардиологии. Ввиду того что диван в ординаторской был один, а дежурная бригада включала двоих анестезиологов, возникали закономерные неудобства, связанные с обустройством ночного бдения последних. Поэтому, во избежание склок на почве дележа единственного койко-места, отнюдь не улучшавших трудовую дисциплину, Исаак Данилович милостиво позволял использовать свой кабинет в качестве дополнительной спальни. Для чего была специально изготовлена копия ключа, постоянно лежавшая в общеизвестном тайнике на одной из книжных полок в ординаторской. В начале почти каждого своего дежурства, дождавшись ухода заведующего, Александр предусмотрительно клал заветный ключ в карман и, убедившись, что старший напарник не претендует на уединение в кабинете, перебирался в уютную каморку, оставляя укомплектованную компьютером и большеэкранным телевизором ординаторскую в распоряжении коллеги. Зачастую, когда ремзал был пуст, он в ней и оставался, рискуя утром засесть за оформление историй поступивших ночью пациентов. Сейчас был как раз такой редкий, но весьма неприятный случай. На часах — половина четвертого утра. Девчонка в терминальном состоянии. Будь в его распоряжении компьютер, он параллельно с врачебным бдением оформил бы ее историю. Но будить мирно спящего в ординаторской Николая было верхом непорядочности. Тем более что Рассветов был едва ли не самым лояльным по отношению к темновским «уединениям» старожилом, вверяя молодому коллеге ключ от кабинета фактически на каждом их совместном дежурстве.

— Проходите. — Александр повернул выключатель и придержал дверь, пропуская шатко бредущего за ним мужчину. — Присаживайтесь.

Сам он расположился напротив отца пациентки, на разостланном диване.

— Ну?! — нарушил повисшую тишину врач. — Рассказывайте.

— Понимаете, доктор, здесь такая ситуация, — сбивчиво начал мужчина. — Мы не сказали вам всей правды… Мы не могли, доктор! — Он наградил Темнова умоляющим взглядом.

— Спокойно, спокойно! Я все понимаю. У вас были на то веские причины. — Об истинном диагнозе Александр уже начал догадываться. Неясной оставалась лишь мотивация лжи.

— Да-да, доктор! Причины очень важны… Скажите, она умрет?! — Его верхняя губа дрожала, а непроизвольно двигавшиеся руки казались лишними отростками.

— Сложно сказать… — (Чертова привычка к обтекаемым фразам!) — Вероятность очень велика, — выдохнул врач.