Михаил Веллер - Легенды Невского проспекта (сборник рассказов)

– Маш, а Маш…

– Что, милый…

– Вот ты лежишь со мной, а ведь не знаешь…

– Чего не знаю, милый?

– Много не знаешь… – ровно и тихо говорит он, чем-то скрытно подтачиваемый, не то с виной, не то с угрозой.

– Да все я про тебя знаю, глупый… – Какие там грешки у матроса в рейсе. Какая жена этого не понимает. Дурачок; нашел время.

– Да нет, Маш, я правда…

– Ладно тебе сейчас. Иди ко мне…

Но он отодвигается слегка, выпивает рюмку, закуривает и произносит:

– А вот что бы ты сказала, если б оказалось, что я в чем-нибудь виноват?

– Кто ж ни в чем вовсе не виноват. Наверно, простила бы как-нибудь…

Он настаивает:

– Нет, Маш, а если что-то серьезное? Если б я, скажем, преступление совершил?

Она уже в сон обрубается, вот пытает, завел шарманку…

– Ой, ну какой ты преступник… Давай поспим…

– Нет, а если серьезное? Ну, скажем… человека убил.

Нет – вы понимаете вот это движение русской, достоевской пресловутой души?

– Да куда ж тебе, – жалеет его, – человека. Ты и муху-то убить не можешь… – И похрапывает уже.

То-есть не принимают всерьез, подвергают сомнению способность его души к крупным поступкам! пусть к злодеянию, но…

– А если? – толкает ее, не отстает.

– А если – так смотря кого, есть такие, что я бы сама убила. – И норовит заснуть.

– Что, – спрашивает, – и простила бы?

Гладит она его по щеке, прижимается теплым телом: ну конечно простила бы, куда ж она денется. Все хорошо, спи, милый…

Но он ее пихает локтем для бодрствования, и говорит:

– А ведь я, Маша, правда человека убил.

Сколько можно валять дурака, убил так убил, а теперь пора спать, через час детей поднимать в школу.

– Не веришь мне?

– Всему я верю, не мучь ты меня!

Она ж его любит! верит ему! ждет, детей воспитывает! не может он от нее такое в душе таить, обманывать ее!..

– А дело так было, – говорит он.

И рассказывает ей всю историю.

И закончив, гасит последнюю сигарету, вздыхает со скорбью и гигантским облегчением и вытягивается в постели, чтоб теперь спокойно заснуть. И отрадно ему до слез и спокойно, что и он теперь чист и честен перед ней, и она у него такая, что все поймет и простит.

А жена смотрит на него; смотрит; и говорит:

– Вить, а Вить…

– Что?

– А ты бы сходил покаялся…

– Куда еще?..

– Ну куда… в милицию.

С него от этого предложения весь сон слетает:

– Ты… чо?

– Я ж вижу, ты мучишься… а так тебе легче будет…

– Ты что, – говорит, – всерьез? Посадят ведь.

– Если сам покаешься – тебе снисхождение сделают.

– Кто – милиция? они сделают.

– Обязаны. Закон такой есть – явка с повинной.

Юридические познания жены вгоняют его в дрожь.

– Ты что, – говорит, – хочешь одна с детьми остаться, что ли? Или надоел, другого завести успела? а меня, значит – побоку и в зону, благо и повод подвернулся? Ах ты сука!

Но у нее в глазах уже засветился кроткий свет христианского всепрощения, и она его материнским голосом наставляет:

– Ты не бойся. Я буду хранить тебе верность, посылки посылать буду, на свидания ездить. Детей выращу, воспитаю, о тебе им все рассказывать буду. А тебе за хорошую работу срок сократят. Я тебя обратно в квартиру пропишу.

– Да ты что, – головой мотает, – да на фига ж тебе это надо?..

– Нет, – говорит, – Витя, ты со мной по-честному – и я с тобой по-честному. Уж надо по совести, по справедливости. А иначе я не смогу.

Он все цепляется за надежду, что она невсамделишно, не всерьез. Какое там.

– Никуда я не пойду, – говорит как можно спокойнее. – Ты что?

– Как же ты людям в глаза смотреть будешь? А я как людям в глаза смотреть буду?..

– Плевал я на твоих людей вместе с их глазами!

– А тогда, – говорит печально, – я сама на тебя заявлю, что ты виновник…

– Посадишь?!

– Ты не бойся. Так тебе же лучше будет. Я буду хранить тебе верность… – и т. д. и т. п.

– Кто ж тебе поверит?!

– Сам говорил – у вас вся команда в свидетелях.

Ну… Эх. Наливает она рюмки, чокается с ним, целует крепко.

– Ты, – благословляет, – не бойся. Так тебе же лучше будет. – И, подумав, светлеет – утешает: – А может еще, простят тебя. Ведь ты ж не хотел, правда? Это ж как несчастный случай… тем более на первый раз. Да и денег, – добавляет, – там почти и не было.

Утром он совершенно деморализован и разобран в щепки: сломался. Бессонные страсти, алкоголь и душевные терзания – все нервные силы исчерпаны: он трясется и на все согласен – да, раз лучше так – значит, так.

Жена плачет и собирает ему в портфель белье, зубную щетку, мыло и сигареты. Он целует и гладит детей, она в дверях припадает истово к его груди, потом падает на постель, кусает подушку и все плачет.