Михаил Веллер - Легенды Невского проспекта (сборник рассказов)

Хороший был полковник. Слуга царю, отец солдатам.

И вот, значит, проходит такой первомайский парад. Оркестр ликует и гремит. Линейные замерли – штыки в небо, флажки на них плещутся. И с широкой алой лентой через плечо шагает старшина, колотя пыль из деревенского плаца, и в руках у него Знамя полка – 327-го гвардейского ордена Богдана Хмельницкого Славгородского мотострелкового – бахрома золотом, георгиевская лента по ветру бьет, орденок в углу эмалью блещет, и буквы дугой через красное поле. А по бокам его, на полшага сзади – ассистенты при знамени, статные юные лейтенанты, серебро шашек в положении на-краул искрами вспыхивает.

И за ними – со своей песней, с лихим присвистом – разведрота марширует.

Музыка сердца! Сильна непобедимая армия, жив фронтовой дух!

И, миновав дистанцию церемониального марша и свернув за угол единственной деревенской улицы, старшина-знаменосец подходит к ларьку. Кружки уже налиты, кухонный наряд в белых куртках и колпаках готов к раздаче – да чтоб без проволочек! полторы тыщи рыл участвуют в параде, и каждому по кружке надо в отмеренные минуты!

И старшина, как знаменосец и заслуженный фронтовик, по традиции получает первым, и не одну кружку, а две. Первую он выпивает залпом, под вторую закуривает дорогую, командирскую, по случаю торжества, папиросу «Казбек» и уже через затяжку вытягивает пивко по глоточку и со смаком. Парад окончен.

Теперь – в гарнизон, столы уже накрыты, столовая украшена: праздничный обед. К этому обеду полковник приказывал резать кабана из подсобного хозяйства, баранов, закупить в деревне соленых огурцов, и давал ротным негласное указание организовать наркомовские сто граммов всему личному составу – без рекламы, так сказать. Во славу оружия и память Победы.

Хороший был полковник. Больше таких уже нет. Полк за ним – в огонь и в воду. И у командования на прекрасном счету, в пример всем ставили. Но – не продвигали… Не то он когда-то где-то сказал не то, или по возрасту попал в неперспективные, или замполит про сто граммов стучал в политотдел дивизии… В общем, вся его жизнь была – родной полк, и как апофеоз службы – эти парады.

Значит, старшина выбрасывает окурок, ставит с сожалением пустую кружку, и протягивает руку за знаменем, которое, свернув, прислонил к ларьку сбоку…

Не стоит там что-то знамя. Это он перепутал – он его с другого бока прислонил.

Смотрит он с другого бока: нету. Нету там знамени.

Странно. Ставил же. Сзади, значит, поставил…

Но только сзади ларька знамени тоже нету.

Старшина спрашивает лейтенантов-ассистентов:

– Ребята, у кого знамя?

Они на него смотрят непонимающе:

– Как у кого? Ты ж его из рук не выпускал.

– Да вот, – говорит, – поставил здесь…

Они вместе смотрят ларек со всех сторон – нет, у ларька знамя не стоит.

Начинают вертеть головами по сторонам. Взять никто не мог. Кругом в пулеметном темпе полк пиво пьет повзводно и поротно, и вольным шагом марширует в расположение.

– А кто сегодня дежурный по посту N_1? Во балда! Не иначе разводящий распорядился сдуру знамя сразу после парада доставить на место – и отрядил караульных прямо к концу церемониального марша. Так спрашивать же надо! салаги…

Старшина с ассистентами, спрятавшими шашки в ножны, идет в штаб полка, к знаменной витрине, где на посту N_1 стоит с автоматом «на грудь» часовой.

Пуста витрина.

– Знамя где? – спрашивает старшина у часового.

Тот от удивления начинает говорить, что ему на этом почетном посту категорически запрещено:

– Как это? Так вы же знаменосец…

– Тебе его что – не приносили?

– Кто?

– Ну… внешний караул…

– Никак нет. А что – должны были?

Идут к начальнику караула:

– Знамя ты брал?

Тот смеется – оценил шутку.

– Ага, – говорит. – Пусть, думаю, повисит немного над КПП, чтоб сразу было всем видно, что они входят не куда-нибудь, а в гвардейский орденоносный полк.

– Ну же ты мудак!! Где оно?!

– Да вы чего?.. Я ж так, ребята… шучу… а что?

– Шутишь?! ничего. Молчи… понял?!

У старшины делается все более бледноватый вид, и пышные усы постепенно обвисают книзу. Лейтенанты-ассистенты – те откровенно мандражируют. И они начинают перерывать полк: какой идиот взял знамя и где его теперь держит.

Возвращаются к ларьку. Там уже свернуто все пивное хозяйство.

– Не, – говорит ларечник, – вы что. Ничо не видел. Да ты ж его из рук не выпускал.

– Не выпускал, – мрачно басит сержант, сделавшийся ниже ростом.