Новый Мир Новый Мир: Новый Мир ( № 1 2012)

Голубцов пытается вслушаться в текст, но быстро теряет сюжетную нить, и вновь все внутри у него бежит, бежит, торопится. А между тем вот уже они свернули в нужный переулок, и водитель, остановившись, косит на Голубцова лиловым глазом. В машине тепло, Голубцов уже пригрелся, привык; он тянет время, шарит по карманам, наконец, вздыхая, отдает водителю купюру и выбирается с цветами наружу.

На улице никого, только он и цветы. Голубцов дышит белым паром. Он запрокидывает голову и ищет ее окно. Вот, кажется, нашел. Светится. Голубцову становится не по себе. Он переминается с ноги на ногу, оглядывается по сторонам, смущенно покашливает и вдруг видит, как из узкого промежутка между домами выбираются на большую дорогу незнакомые силуэты. Голубцов быстро принимает решение и стремительно идет к подъезду. Он уверенно дергает за ручку дверь, но, черт возьми, заперто. Голубцов оборачивается и видит, как силуэты приближаются. Он в темноте нащупывает кнопки и силится вспомнить номер ее квартиры. Двадцать четыре? Двадцать шесть? Нет времени ждать, он набирает наугад и ждет гудка. Но в тишине только отчетливей слышны шаги за его спиной. Что же это такое? Он судорожно набирает другой номер, опять тишина, и тут до Голубцова доходит, что на двери не домофон, а кодовый замок, и нужно было узнать у нее код. Но теперь уже поздно. С напряженной спиной он ждет следующего мгновения, удара, вопроса, чего угодно, но шаги как будто становятся тише. Голубцов осторожно поворачивает голову и видит, что силуэты прошли мимо и удаляются. Вздохнув, он с облегчением начинает шарить по карманам в поисках зажигалки. И вот нашел, замерзшими пальцами высекает искру, огонек освещает дверь, и, нагнувшись, Голубцов старается различить, какие из кнопок наиболее чистые — отполированные пальцами жильцов. Он знает, что кнопки должны блестеть, зато вокруг них обычно грязно. Огонек слишком слаб, чтобы различить, и Голубцов с досадой жмет наугад: один раз, другой, третий…

— Сигареты не найдется? — слышится голос за его спиной.

Голубцов вздрагивает и медленно оборачивается, держа в руке зажигалку, как свечу. Два парня в камуфляже, лица обветренные, на месте не стоят, топчутся от холода, глядят на Голубцова с надеждой. А у него в одной руке букет, в другой зажигалка. Голубцов убирает палец с кнопки, и все погружается во мрак. В темноте он нащупывает, медленно достает из кармана пачку и протягивает ее парням.

— А прикурить? — просят они.

Голубцов убирает пачку и вновь высекает огонь. У одного из ребят на костяшках пальцев татуировка — “Б.О.Е.Ц.”. Парни жадно вдыхают дым и кашляют.

— А ты чего здесь? — спрашивает тот, что с татуировкой, и затягивается. — Код забыл?

Голубцов кивает, но спохватывается, что в темноте этого не видно, и потому говорит.

— Ага, забыл.

— Ну ты подожди, — советует парень, — может, кто выйдет. Угостишь еще парочкой на дорогу?

Парни уходят, а Голубцов некоторое время тяжело дышит, приходит в себя, успокаивается, а потом отходит от подъезда, вглядываясь в окна и опять вспоминая, какое же ее? Вглядываясь, он пятится, шевелит губами, считая этажи, и вдруг, шагнув назад, проваливается и, неловко взмахнув руками, падает в кусты, с треском ломая ветки. От шума с соседнего дерева с возмущенным карканьем срывается ворона и начинает кружить над Голубцовым.

“Плохая примета”, — шепчет с тревогой Голубцов, лежа в кустах. Кое-как он начинает выбираться, отдирает колючие ветви от пальто, а точнее — пальто от веток. Освободившись наконец, с опаской перешагивает через яму, в которую наступил, отряхивается, и в этот миг, в этот миг все вокруг него озаряется бледным голубым светом. Голубцов поднимает голову и встречается взглядом с круглой, лишь чуть шершавой с левого бока луной. Не выдержав, Голубцов опускает глаза и видит себя — свои мятые пыльные брюки, один ботинок в грязи, другой с развязанными шнурками, пальто порвалось под мышкой, замерзшие ладони ободраны, цветы уже скорчились от мороза. “Как же так?” — в растерянности шепчет Голубцов. А по небу бегут тучи, и от этого свет становится то ярче, то тусклее, то вообще пропадает. Из подворотни выбегают собаки, маленькие такие шавки, и, пробегая мимо Голубцова, пронзительно облаивают его. “У-у-у”, — кричит он, замахиваясь букетом, и, ковыляя, бежит вслед за ними. И вот произошла удивительная перемена. Голубцов бежит, но внутри него сейчас все замерло, остановилось. Словно залегло в засаде, затаилось в ожидании подсказки, куда двигаться дальше. И подсказка не заставляет себя ждать. Тяжело дыша, на бегу Голубцов слышит, как, громко отдаваясь эхом в тишине улицы, позади него хлопает с металлическим лязгом дверь. Голубцов оборачивается и в лунном свете видит, как из ее — из Ее — подъезда кто-то выходит.