Александр Неклесса. Опасный транзит человечества. По ту сторону постиндустриального барьера. — “Независимая газета”, 2011, 7 декабря.
“В новом веке девальвация жизни усугубляется („рубеж семи миллиардов”, „голодный миллиард”, аномизированные сообщества, трущобные опухоли), заставляя задумываться о вероятности вспышки массовой и эффективной деструкции. (Ср. красочное описание последних дней Атлантиды в повести „Аэлита” Алексея Толстого.) В итоге на дорожной карте цивилизации обозначилась точка сингулярности человеческой вселенной, чреватая Большим социальным взрывом”.
“Идея же корректировки истории жертвой — та идея, на которой зиждилась двухтысячелетняя цивилизация, — предельно извратилась, обретая совершенно не христианское звучание. Прежняя история заканчивается. Параллельно, сквозь клише и стереотипы, пробивается новая, чьи огненные руны пока непривычны, но картография уже обозначена руинами”.
О наступающем будущем в гостях у Виктора Резункова беседуют писатель Андрей Столяров и футуролог Николай Ютанов. — “ SvobodaNews.ru ”, 2011, 30 декабря .
Говорит Андрей Столяров: “Когда разваливался Римский мир, уже существовало христианство, и оно начало подхватывать обломки старого мира и строить из него мир принципиально иной, новый, начало его монтировать. Во времена реформации была протестантская революция, возник протестантизм, практически новая конфессия, с новыми принципами бытия. И вот она организовала совершенно новую цивилизацию. Во времена Первой мировой войны уже была доктрина социализма. Не важно, как мы ее оцениваем сейчас, важно, что она была. Распадался капиталистический мир, и из обломков этого мира социализм начал монтировать мир совершенно иной. Вот сейчас такой громадной доктрины нет. Мир разваливается, но нет оператора, который собирал бы из этих обломков будущее. Мы просто распадаемся на части”.
“И здесь я бы обратил внимание на одну вещь. Мы все время говорим о будущем, но возможности настоящего еще далеко не исчерпаны. Просто уровень политического мышления настолько низок, что политики не видят громадных возможностей настоящего”.
“Переименование — это попытка словесной магии”. Беседу вел Андрей Архангельский. — “Огонек”, 2011, № 50, 19 декабря.
Говорит Михаил Эпштейн: “Все эти четкие, оценочно-нейтральные слова, поспешно нахватанные из английского, за несколько лет своего пребывания в русском так меняют свой смысл, семантически глупеют или хитреют, наглеют или проворовываются, что для их обратного перевода требуется создавать новый английский ( newspeak ). Уже не англизированную разновидность русского, на котором говорят наш бизнес и Интернет, а диковатую, русифицированную разновидность английского, на котором будут говорить в Америке или Австралии, если там образуются сильные зоны российского влияния. Let’s make up a creatiffchik! („Давай сварганим какой-нибудь креативчик!”) — так будут изъясняться рекламодатели в Нью-Йорке или Мельбурне. Скоро опять станет так же трудно переводить с русского на английский, как было до эпохи нашествия англицизмов”.
“Западные оригиналы обычно имеют нейтральное звучание, а в русском происходит ажитация, смысловое перевозбуждение слова. Русский язык не может смириться со средним, скучным, серьезным, „буржуазным” звучанием и значением. Слову придается важность, торжественность — и вместе с тем с него сбивается спесь, его как будто передразнивают. Особенность русской манеры — это выверт. Не просто переворот, когда верх и низ меняются местами, а снижение посредством возвышения. Слово выворачивается, то есть одновременно звучит и как похвала, и как издевка”.
Ирина Прохорова: информация сегодня важнее художественного вымысла. Беседовали Светлана Вовк и Мария Ганиянц. — “РИА Новости”, 2011, 9 декабря .
“Современная бумажная книга — это гениальное изобретение, под стать изобретению колеса или добыванию огня. Оставаясь по-прежнему самым надежным носителем информации, вряд ли она исчезнет в обозримом будущем. В музеях и библиотеках мира выставлены средневековые кодексы, которым по 500 — 600 лет, и они в прекрасном состоянии. Ни один электронный носитель пока не способен конкурировать с книгой в качестве главного хранителя памяти. Просто функции бумажной книги будут постепенно меняться. Например, сейчас идет возвращение к уникальным, „рукодельным” книгам”.
Читать дальше
