Елена Ленковская. Детский Декамерон. Заметки о новой детской литературе. — «Урал», Екатеринбург, 2012, № 4 < http://magazines.russ.ru/ural >.
«Главный герой — школьник с поведением а-ля „анфан террибль” (или, если хотите, ребенок с широко распространенным нынче диагнозом „гиперактивность”) — всегда был определенным вызовом обществу. Однако раньше он действовал и обнаруживал свое программное несоответствие бытующим стереотипам и программное же соответствие общечеловеческим ценностям на довольно ограниченной территории. Во всяком случае, область, касающаяся сексуальной жизни, была в стороне, оставаясь даже для отпетого „ужасного ребенка” под негласным запретом. В последние полтора десятилетия популярный у читателей и писателей типаж немного изменился. <...> И самое главное — персонаж НДЛ приобрел вдобавок к прежним устойчивым характеристикам еще одну, весьма существенную — он демонстративно озабочен вопросами отношений между полами».
Алексей Машевский. «Гамлет» Шекспира. — «Нева», Санкт-Петербург, 2012, № 4 < http://magazines.russ.ru/neva >.
«Пожалуй, самым важным в трагедии “Гамлет” является ее христианский характер. Христианский, но не конфессиональный. Поэтому решительно никакого значения не имеет, был ли Шекспир пуританином, исповедовал ли англиканство или склонялся к католицизму».
«То есть единственный способ противостоять злу — это, как ни странно, просто оставаться в реальности. Во что бы то ни стало оставаться в реальности Божьего мира, стараясь разглядеть его контуры сквозь маски мира зла (вполне донкихотская проблема, как мы понимаем). Таким образом, to be or not to be превращается в крайне современный вопрос: любой ценой оставаться в реальности или уснуть виртуальным сном, переселяясь в счастливую страну своих мечтаний?»
«По сути дела, Гамлет — христианин, вынужденный жить и действовать в языческом мире. То есть в мире сем, хозяин которого сами знаете кто».
Андрей Немзер. Недольче-негаббанье. — «Московские новости», 2012, на сайте газеты — 28 апреля < http://mn.ru >.
«М. Л. Гаспаров как-то заметил, что в отсутствие Пушкина мы бы гораздо больше ценили Жуковского. Это так, более того, историческая несправедливость во многом обусловлена жизнестроительной стратегией самого Жуковского, последовательно уклонявшегося от роли первого (брендообразующего) поэта. Но поэзия не может и не должна сводиться к иерархическим моделям. Поменять местами (или уравнять) Пушкина и Жуковского невозможно и не нужно, но пренебрежительно числить автора „Вечера” и „Ахилла”, „Славянки” и „Лесного царя”, „Весеннего чувства” и „Ундины” чьим угодно предшественником или спутником, но игнорировать его поэзию как огромную самодостаточную ценность — значит, обеднять себя».
«Я вовсе не хочу уподобить Лосева Жуковскому при замещающем Пушкина Бродском. (Такого рода аналогии сомнительны, даже если и остроумны. Сам Бродский сопоставлял Лосева с князем Вяземским, что, по-моему, поверхностно.) Я хочу, чтобы в Лосеве мы видели Лосева, в Уфлянде — Уфлянда, в Рейне — Рейна (как говорится, список подработаем), а не свиту, оттеняющую брендоносное величие Бродского».
О Герцене. — «Медведь», 2012, 4 апреля < http://www.medved-magazine.ru >.
Говорит Юрий Буйда: «Надеюсь, диссиденты будут и через двести, и через пятьсот лет. Но Герцен не был диссидентом, тем более революционером, в том политическом смысле, который вкладывается в это слово последние полвека».
Говорит Александр Хургин: «Диссиденты и политэмигранты в России будут существовать столько, сколько будет существовать Россия. Если через двести лет будет такая страна, будут и диссиденты».
Говорит Алексей Слаповский: «Я не уверен, что через двести лет будет Россия. Как, впрочем, и другие страны. А может случиться и так, что через двести лет диссиденты будут прятаться на Луне...»
Олег Павлов. Слово лауреата премии Солженицына. — «Русский Журнал», 2012, 27 апреля < http://russ.ru >.
«Я благодарен за все, что получаю с этой премией, но понимаю, что получил когда-то новую жизнь, прочитав „Архипелаг Гулаг”. Cказать, что влияние этой книги было на меня огромно, — значит ничего не сказать».
«Мне не стыдно за написанное, мои полжизни, то есть двадцать лет, — это постоянная литературная работа, но передо мной стоят писатели, судеб которых я не прожил. Распутин, Бородин, Екимов, Астафьев… Я каждому обязан, человечески, особенно Астафьеву».
Читать дальше
