“Презрение к смерти, риск, поиск опасностей, жажда адреналина, прорыв в иную реальность — для европейской культуры это качества маргиналов, художников, богемы. У нас же любой обыватель ведет себя не хуже „проклятых поэтов”. И в итоге уходит из жизни раньше, чем мог бы”.
“Религия масс должна быть жизнеутверждающей и, по возможности, положительно влиять на прирост населения. Оставим гностицизм и мат мрачным интеллектуалам! Таким как Ахматова, Плуцер-Сарно, Руднев, Яковенко...”
Даниил Дондурей. “Путин — выдающийся культуролог”. Беседу вела Мария Кравцова. — “Артгид”, 2012, 11 мая < http://www.artguide.ru >.
“Я считаю, что невыносимого, радикального закручивания гаек не произойдет, и в конце концов восторжествует концепция Мао Цзэдуна „Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ”, но именно потому, что эта концепция позволяет сохранять феодальную раздробленность людей и идеологий. Коммунисты, левые художники, либералы, националисты, монархисты будут ходить на Болотную и на Поклонную, ненавидеть Путина или превозносить его как хранителя стабильности и человека, обеспечившего гражданам возможность отдыхать не только в Турции, но и в Испании. <...> Культурная среда будет дробиться на большое количество сообществ и общин, каждая из которых будет иметь свою экономику, пространство, территорию, кураторов, экспертизу. И именно это будет вести все, включая самые яркие содержания, к взаимному погашению”.
“Конечно, со временем сформируется доминирующий дискурс третьего путинского срока — возможно, он будет яростно православным или патриотическим, но будет включать в себя и противоположные государственническим устремлениям тренды. Это будет продиктовано исключительно рациональными причинами — ведь кроме внутренних предписаний нужно иметь еще и внешний вид для презентации в международном сообществе”.
Есть от чего оттолкнуться. К истории советской и постсоветской литературной критики. Материал подготовил Евгений Богачков. — “Литературная Россия”, 2012, № 23, 8 июня < http://www.litrossia.ru >.
Обсуждение книги “История русской литературной критики: советская и постсоветская эпохи” (М., “НЛО”) в Высшей школе экономики. Принимали участие Ирина Прохорова, Марк Липовецкий, Сергей Козлов и Ирина Каспэ.
Говорит Ирина Прохорова: “Мне кажется, что главный вопрос, который ставит эта книга, — это разговор о другой истории литературы, истории, которая должна быть совершенно иначе выстроена. Должны быть разработаны какой-то иной инструментарий, иная оптика исследования, совсем не похожие на те традиционные, которые мы до сих пор имеем”.
Говорит Марк Липовецкий: “В каждой главе есть своя концепция, которая иногда вступает в противоречие с тем, что излагается в соседней главе. Более того, многие (и я сам) в процессе работы не читали все остальные главы. <...> Прочитав книгу целиком, я стал склоняться к несколько еретической мысли, что идеологическая критика в той же мере необходима, как и эстетическая, и они друг друга подталкивают”.
Говорит Сергей Козлов: “Я был заинтересован в ней, во-первых, как педагог — чтобы было что дать студентам для чтения, потому что по некоторым из тем, затронутых в этой книге, давать для чтения было абсолютно нечего (например, теперь есть что дать почитать по литературной критике 30-х годов). И во-вторых, я был очень заинтересован в этой книге как исследователь. Если суммировать мои впечатления, грубо говоря, как педагог я удовлетворен, как исследователь — разочарован. <...> На мой взгляд, главное, чего мы ждем от истории определенной гуманитарной сферы на протяжении всего XX века, — это картографии. Нам нужна карта, по которой мы могли бы ориентироваться , на которой разные явления могли бы быть обозначены. В рамках того, что здесь было задумано и осуществлено, ни о какой такой картографии речи не идет”.
Обсуждение этой книги см. также в журнале “Октябрь” (2012, № 6; Юрий Угольников, Никита Войткевич).
Екатерина Завершнева. Выготский, воздух, встреча. Беседовал Александр Марков. — “Русский Журнал”, 2012, 15 июня < http://www.russ.ru >.
“Мне посчастливилось испытать чувство „первого человека на Луне”, когда я впервые увидела крошечные листочки, исписанные рукой Выготского. Сотни листочков без начала и конца, перемешанные, кое-где порванные или залитые чернилами… <...> Об историках, работающих с новгородскими берестяными грамотами, В. В. Бибихин пишет буквально следующее: нечитаемые грамоты, состоящие, казалось бы, из одних утрат, открываются только тем, кто уже „повернут к смыслу”, у кого понимание бежит впереди чтения. Для работы с дневниками Выготского тоже нужно это опережающее понимание. Здесь и плохая сохранность некоторых записей, и многоязычность, и сокращения, и безымянные цитаты, и охват тем — от Шекспира до Северянина, от Спинозы до Бинсвангера… Расшифровывая заметки 1930-х гг., сделанные Выготским для самого себя, я нахожу в них попытки ответить на те же острые вопросы, которые волнуют и меня как методолога психологии. А разбирая дневниковые записи уже смертельно больного Льва Семеновича, вижу в них не столько некую „научную ценность”, сколько уникальный опыт осмысления жизни у ее терминального рубежа — опыт, который так или иначе касается каждого из нас”.
Читать дальше
