Новый Мир Новый Мир: Новый Мир ( № 1 2013)

для того, чтобы время стояло водою у глаз.

Мало, Господи, мало, и бренные это приметы.

Да и сам я не нужен творенью для радостных дел —

для просторных закатов твоей бесхозяйственной сметы,

про которых я тоже когда-то, ликуя, трындел.

Мне сегодня для воли достанет шестнадцати строчек.

Остальное — довески, любовей забытый озноб,

продолжение рода, анкетный задиристый прочерк

возле пятого пункта, и детских ладошек прихлоп.

Мало, Господи, мало, ещё добавляй для довеса,

чтоб глядеть, холодея, на лысое темя бугра,

чтобы вспомнился снова блатной говорок Мелекесса...

И у края столетья залязгали в ночь буфера.

6

Люди странно менялись: придут — и борцы за свободу.

Или наше подполье: взрывали ЦК изнутри.

Я писал трое суток бессмысленно-страстную оду.

От неё сохранилось название: “Секретари”.

Всем чего-то хотелось. Осознанно — воли и корма.

Был разгул презентаций: под них накрывали столы.

Три захода за сутки — вполне допустимая норма,

хоть порой бутерброды бывали постыдно малы.

Сослуживцы из МИДа внезапно подались в евреи:

в нашей секции трое в Германию тихо ушли.

А другие евреи зажили трудней и смирее

и стояли за гречкой, как все, посредине земли.

У отечества были не самые лучшие годы.

Это стало понятно по множеству сильных людей,

промышлявших прихватом и ездивших к немцам на воды.

И туда отряжавших шалманы валютных блядей.

7

Паровозы трубят, словно мамонты в брачную пору.

Паровозы трубят от меня через тысячи лет.

Паровозы трубят, вылетая навстречу простору,

потому что для них ничего притягательней нет.

Пусть их. День отспешил и уйдёт по просохшей дороге.

Из сеней потянуло простудной струёй сквозняка.

Нам сидится, молчится. Какие тут, к ляду, итоги?..

Засинело в окошках. А всё-таки жизнь коротка.

Но уже началось ворошение заднего сада:

в палисаднике голо, а там раскачнулись кусты.

Полюби меня снова — опять, как тогда, до упада...

С блеском глаз в темноте и смещением всей высоты.

Чтобы снова кино, чтобы клёны с безумной луною,

чтобы свет проносился по листьям счастливой водой.

Чтобы хмурый подросток, тогда называвшийся мною,

с перехваченным горлом стоял под случайной звездой.

8

Снова мёдом пропахнул настой тростникового лета.

Тишина расстояний теряется в палевой мге.

Но ударит июль роковыми стволами дуплета —

и фуражку сорвёт, и приклад перекинет к ноге.

Как сырое беремя, мне руки мой век прогибает.

И утица вертится в пруду на весёлой воде.

Перепончатой лапой буровит и клювом долбает,

низко голову прячет, ныряя неведомо где.

Что мне время моё и гудение полой тростины?

Что мне тяга пространства и пряная эта вода?

Поплавки этих уток, их нежно покатые спины,

отряхнувшие Лету, чтоб снова вернуться сюда?

Ведь не в этом же суть и не в этом постыдная вера!

Что-то есть выше слова, за пряничной ложью стиха,

где уже не услышишь солдатской походки размера,

где закончены счёты и боль узнаванья тиха!..

9

Облиствели сады. Пахнет спиртом и детством природы.

Не смотри на меня: я тут вправду совсем ни при чём.

Это просто случилось (как все предыдущие годы),

и анисовым ветром подуло над левым плечом.

Ну а дальше — тепло и младенческий пух сотворенья,

прошивные полотна по тыну растянутых дней.

Бестолковое время, бессмысленный стих-говоренье,

из-за этой бессмыслицы ставший как будто родней.

Дальше май загрохочет никчёмной в хозяйстве грозою

или глины просядут под тяжестью первых дождей.

Не смотри на меня, я и сам не привык к мезозою —

к этим стратам Сухуши со шляпками Божьих гвоздей.

Так, наверно, и надо. Наш мир по-хозяйски сколочен.