См. еще одно интервью Ивана Ахметьева : “Я рифмую дождь и плащ... О книге Яна Сатуновского „Стихи и проза к стихам”” (беседу вел Дмитрий Волчек) — “ SvobodaNews.ru ”, 2012, 31 октября .
Варвара Бабицкая. Недетский мир. — “ Colta.ru ”, 2012, 9 октября.
“Когда мне было девять лет, одной из моих любимых книг был роман Чернышевского „Что делать?”. Я знала наизусть целые страницы — скажем, пассаж про „все, что может быть предлогом для сливок” или рассуждение о ботинках, которые „на Толкучем рынке такие безобразные, а королевские так удивительно сидят на ноге”. Одна деталь, помнится, меня заинтриговала — не меньше, чем квартирную хозяйку Веры Павловны в первое время ее брака с Лопуховым: „Он встанет, пальто наденет и сидит, ждет, покуда самовар принесешь. Сделает чай, кликнет ее, она тоже уж одета выходит”. Я думала: вот глупость, ведь спит-то он с ней без пальто — а за завтраком такие смешные церемонии! О том, что между супругами, как правило, имеет место секс, я в девять лет уже знала. Но сопряженные с этой областью физиологические тонкости и психологические сложности, описанные Чернышевским, моему детскому пониманию не были доступны, так что я просто сочла Лопухова каким-то лицемерным фриком и больше об этом не думала”.
“Роман „Что делать? ” стал для меня важным литературным переживанием — случайно взяв его с полки, я впервые обнаружила, к своему удивлению, разницу между автором, героем и мной. Не просто язык, которым описывались все эти толкучие ботинки, был дик для меня — мне открылась та истина, что читателю может быть смешно там, где автор предельно серьезен, а героиня, которая автора восхищает, иной раз кажется читателю манерной дурой, и этот эффект разотождествления завораживал. Иными словами, это был первый опыт критического чтения — опыт, по моим наблюдениям, недоступный сегодня многим вполне взрослым читателям”.
Павел Басинский. Где наш дом родной? Замечательному писателю Василию Белову — 80 лет. — “Российская газета” (Федеральный выпуск), 2012, № 244, на сайте газеты — 23 октября .
“Василий Белов ведь тоже начинал с комсомольских стихов, в которых звал всех „вперед” (потом это покаянно отзовется его горьким, хотя и не лучшим романом „Все впереди”). И его герой Константин Зорин в „Плотницких рассказах”, в котором есть черты самого автора, уходя из деревни, говорит: „Я всей душой возненавидел все это. Поклялся не возвращаться сюда”. Но вернулся. Как вернулся в деревню Василий Белов”.
“Когда Василий Белов в „Канунах” и „Годе великого перелома” пытается объяснить причины появления этой незатянувшейся раны, его голос становился жестким, интонации уверенными. И враг вроде бы найден. Но все неубедительно, потому что спорно, потому что история всегда будет трактоваться и так, и сяк. Когда в романе „Все впереди” он беспощадно высмеивает столичных жителей (они, они во всем виноваты!), нам не смешно и даже порой неловко. А вот когда в „Ладе” он создает какой-то почти космический миф русской избы, в это верится безоговорочно. „Бухтины вологодские...” и забавны, и смешны, потому что в них ничего не объясняется, в них „поется”. И „Плотницкие рассказы” хороши”.
Сергей Гандлевский. “Я — тот фонтан в ГУМе, у которого вы встретились”. Беседу вел Дмитрий Бак. — “Московский книжный журнал / The Moscow Review of Books ”, 2012, 8 октября .
“Были наиболее известные „шестидесятники” ложными фигурами или подлинными героями, или дело обстояло сложнее? Разумеется, сложнее, и чем больше я удаляюсь от того времени, тем с большим почтением отношусь ко всей тогдашней плеяде одаренных поэтов. Тогда наше восприятие было по необходимости несправедливым (мы были молодые, 20 — 25 лет — не самый справедливый возраст). Например, когда рухнула советская власть, я с удивлением увидел, что высотные здания хороши: они перестали быть казенным символом. Надо было, чтобы рухнула советская власть, — и я почувствовал, что Окуджава — замечательный лирик, а вовсе не пресноватый любимец КСП. Поэтому я воспользуюсь сейчас случаем расписаться если не в любви (а ко многим авторам — и в любви), то в культурном поколенческом почтении”.
“Вот я, например, увидел Венецию в 45 лет, ну увидел и увидел — я рад. Но, думаю, если бы увидел ее в 15 лет, со мной бы что-то произошло”.
Читать дальше
