А в центре внимая Эрин Моргенштерн — все же цирк как таковой, не механика и даже не иллюзия, а чистое чудо. Это искусство не восходящие, а уходящее, то, которому в наступающем ХХ веке предстоит весьма и весьма сдать свои позиции. И от того, выживет ли Цирк Сновидений, зависит вообще судьба всякого волшебства в грядущем мире технологий.
Робертсон Дэвис. Мятежные ангелы. Роман. Перевод с английского Татьяны Боровиковой. СПб., «Азбука», М., «Азбука-Аттикус», 2012, 384 стр. («Азбука Premium»).
Робертсон Дэвис. Что в костях заложено. Роман. Перевод с английского Татьяны Боровиковой. СПб., «Азбука», М., «Азбука-Аттикус», 2012, 480 стр. («Азбука Premium»).
Робертсон Дэвис. Лира Орфея. Роман. Перевод с английского Татьяны Боровиковой. СПб., «Азбука», М., «Азбука-Аттикус», 2013, 512 стр. («Азбука Premium»).
В «Корнишской трилогии» обошлось без сиквелов и приквелов: хотя все три романа связаны единым местом действия — вымышленным колледжем Святого Иоанна и Святого духа в Торонто, а первый и третий роман трилогии — еще и одними и теми же персонажами, каждый из романов можно читать в отрыве от остальных.
«Мятежные ангелы» — рассказ о мучимой двойственностью аспирантке Марии Магдалине Феотоки, наполовину цыганке, которой кажется, что ее выбор — научные изыскания, интеллектуальная жизнь — может пострадать от ее «дикарского» происхождения.
«Что в костях заложено», самый, наверное, яркий роман — жизнеописание Френсиса Корниша, миллионера, художника, шпиона и авантюриста.
В «Лире Орфея» Фонд Френсиса Корниша, возглавляемый все теми же «мятежными ангелами», что и в первой части трилогии, работает над воссозданием (или, скорее, созданием) недописанной оперы Эрнста Теодора Амадея Гофмана «Артур Британский». Сам Гофман комментирует их действия из Чистилища.
Кроме внешних общих сюжетообразующих признаков трилогия имеет и другой, неявный, единый сюжет — о поиске себя, о том, что самопознание оказывается фактически преображением. Все три романа подчеркнуто интеллектуальны, они насыщены скрытыми и явными цитатами, аллюзиями и реминисценциями — от античности до романтизма. Однако ключевой для прочтения и понимания трилогии оказывается эпоха позднего Средневековья, медленно истекающая, умирающая в Возрождение. Центр «Корнишской трилогии» — центр не только в переносном, но и в буквальном смысле: середина второй части — рассказ о написанной Френсисом Корнишем картине в манере старых мастеров. На картине изображена вся жизнь художника, его семья, жители городка, где он вырос, любимые женщины. Корниш скрывает свое авторство, и искусствоведы действительно принимают картину за старинный шедевр, а изображенный на ней сюжет расшифровывают как алхимическую символику. И оказываются правы. Смысл жизни человека, согласно Френсису Корнишу, согласно самому Робертсону Дэвису — непрерывная возгонка души, магическая трансмутация духа.
Робертсон Дэвис — писатель-реалист, явление духов и призраков в его романах следует расценивать скорее как аллегорию, фигуру речи, а не как прямой элемент действия (то есть совсем не так, как, например, чудесные явления у Маркеса). Однако его — отнюдь не экспериментальные по языку, четкие и часто линейные по композиции — тексты необъяснимо причудливы, они странные или, скорее, остранненные, и не только благодаря напластованию смыслов, интертекстуальности и особой сентиментальной иронии, но чему-то еще, неуловимому, тому, что и делает этот реализм магическим.
Екатерина Симонова. Время. Стихи. New York, «StoSvet Press», 2012, 160 стр.
«Время» Екатерины Симоновой — не сборник, а именно книга стихов, с единым сквозным сюжетом, хотя и не традиционно понимаемым, не линейным и вообще не поддающимся пересказу, действующими лицами, указанными местом и временем действия. Это не роман в стихах, а нечто более объемное по своему замыслу, может быть, трудно определяемый, размытый эпос, новый миф, мерцающий неопознанный сплав, нежданно полученный в поисках философского камня.
…дрожанье над тонкой свечой
не огня, но воздуха, плавящегося, как серебро
в крошечном тигеле
По словам самой Екатерины Симоновой [1] — в основе ее книги лежит «Часослов герцога Беррийского», иллюстрированная рукопись конца XV века. 12 миниатюр из рукописи — по месяцам года — легли в основу второй части книги «Часослов». Идея цикличности времени, идущего и не идущего одновременно, — для книги центральная. Тучное, плодоносное торжество жизни оказывается и торжеством смерти, потому что не только не все течет, не все изменяется — не меняется ничего. Классическое уподобление времени воде представлено в книге Екатерины Симоновой в двух ипостасях: время как колодец и время как канал. Колодец — бесконечно-конечное «о», время-зеро, если куда и ведущее, то только вглубь земли, в могильную глубь. Третья — кульминационная в смысловом отношении — часть книги называется «Софья, глядящая в колодец и видящая на дне мертвую звезду / голубя невинности». Софья — героиня книги — вполне живая и плотская женщина, но она же — и София, Премудрость Божия. Книга Екатерины Симоновой во многом построена на философии Владимира Соловьева, на символизме наследующих ему Андрея Белого (особенно) и Александра Блока. Софья-София, земная и небесная, смотрит в колодец и видит смерть, и смерть эта — ее отражение, она сама. Но и канал — текучая вода — оказывается наполнен все теми же летейскими водами, это венецианский Гранд-канал, он замкнут, он тоже — зеро.
Читать дальше
