«Удивительно, как часто писатели-„деревенщики”, уже добившиеся признания и больших тиражей своих книг, награжденные премиями и почетными званиями, рассказывая о себе, возвращались к давней и болезненной ситуации „вхождения в культуру”. <...> Постоянное обращение писателей-„деревенщиков” к ситуациям обучения/учебы, (не)соответствия нормам нового культурного круга могут говорить о своего рода неизжитом неврозе, связанном с подобными ситуациями и имеющем социальное происхождение». o:p/
«Приехавшими из провинции и жаждущими реализовать свои амбиции „новичками” высокий процент в поле культуры представителей элитарных групп расценивался как узурпация последними институциональных возможностей для самореализации творческой личности. Желание элиты контролировать пространство культуры возмущало выходцев из народа, однако элементом их габитуса было сомнение в том, что они имеют право „заниматься искусством”. „И я, подобно Шукшину, — писал Белов, воспроизводя логику ‘подчиненного‘ и взгляд на себя как на ‘выскочку‘, — выпрыгнул на другую территорию, предназначенную избранным”. Сам же Шукшин, вероятно, пережил мощный диссонанс между рано возникшей и устойчивой творческой мотивацией и ощущением „незаконности” своего присутствия в творческой сфере, обусловленным сознанием своего несоответствия признанному идеалу „человека культуры”. Незадолго до смерти, в 1974 году, свое нежелание в очередной раз давать интервью он объяснил дискомфортом, который был вызван необходимостью играть роль публичного человека — режиссера и писателя: „Ничего страшного, если я промолчу лишний раз. <...> Представьте себе, такая глупая, в общем, штука, но все кажется, что должны мне отказывать в этом деле — в праве на искусство”. Напротив, „аборигенам”, считавшим себя легитимными держателями культурного капитала, наличие новых претендентов на этот капитал казалось едва ли не эксцессом». o:p/
o:p /o:p
Михаил Ремизов.«Если говорить о власти с народом, мы остаемся заложниками имперской матрицы». Беседу вел Юрий Беликов. — «Трибуна», 2013, 3 апреля < http://www.tribuna.ru>. o:p/
«Я себя отношу к той генерации, которая застала распад СССР в сознательном, но не деятельном возрасте. <...> Это действительно одно из поколенческих переживаний — ощущение, что мы пришли к шапочному разбору. Но главное — это исходное, осевое переживание утраты социального порядка и поражения в „холодной войне”. Отсюда острая потребность в реванше. Я вообще думаю, что главное переживание моего поколения — реваншистское». o:p/
«В случае с традиционной имперской моделью, это династия. В случае с империей реформированной, советской — это партия, вооруженная „единственно верным учением”. В обоих случаях источник легитимности власти — вне нации. Нынешняя российская власть утратила внешний, сакральный источник легитимности, но не укоренилась в нации. И, утратив „имперское” содержание, сохранила имперскую матрицу отношений с обществом. В известной степени, это феодальная знать без идеи божественного права и номенклатура без идеи коммунизма». o:p/
«Я вижу в русском национализме не угрозу Российской Федерации, а единственный шанс ее существования. Это — вопрос моральной настройки на поведение элиты. Она принимает решения и контролирует ресурсы, но ей нужно наладить коммуникацию с массами, чтобы те ее понимали, поддерживали и не свергали». o:p/
«Чем дальше мы идем по пути построения сословно-кастового общества, тем больше риск того, что исправление ситуации может происходить через насильственные эксцессы. Если людям постоянно напоминают об их второсортности и третьесортности, в какой-то момент единственным способом доказать обратное может стать повешение тех, кто пытался указать человеку на его место». o:p/
o:p /o:p
Кирилл Решетников.Зеркало не пинать. — «Свободная пресса», 2013, 3 апреля < http://svpressa.ru>. o:p/
«Вообще-то Пелевин уже не первый раз атакует „креативный” мейнстрим, осмеивая старые и новые рукопожатные святыни, поскольку понимает, что стратегия эта является в последнее время актуальной, по крайней мере в художественном плане. Скандал внутри скандала вызывает (пока еще) живейшую реакцию — такую, которой просто скандалом не добьешься». o:p/
o:p /o:p
Русский исторический роман и проблема общественного выбора.— «Русский Журнал», 2013, 22 апреля < http://russ.ru>. o:p/
Стенограмма круглого стола «Русский исторический роман и проблема общественного выбора». Говорит филолог Дмитрий Николаев:«Для меня участие писателя в описываемых событиях автоматически исключает его произведение из разряда исторических. <...> Если Новиков-Прибой сам участвовал в сражении, то, естественно, его книга не исторический роман. Даже притом, что она написана через много лет. Ну и важно, конечно, единство подхода. Скажем, Андреев в своей монографии 1962 года о русском советском историческом романе — очень хорошей монографии — спорит с различными определениями исторической прозы, дает свое, но при этом, например, „Чапаева” Фурманова выносит за рамки, а „Цусиму” рассматривает. Но чем они отличаются? Фурманов описывает события, в которых он участвовал, и Новиков-Прибой описывает то, в чем он участвовал. Но почему-то по его схеме „Чапаев” у нас к исторической прозе не относится, а „Цусима” относится. Здесь нельзя исходить из субъективного восприятия. Иначе получается, что сейчас мы все хорошо помним, и это еще не исторический роман, а через десять лет я все забыл — и роман стал историческим. А кто-то не забыл — и для него это по-прежнему роман о современности (в широком смысле)». o:p/
Читать дальше
