«Свободу» мы тушили уже весной, это был... да-а, по-моему, это был май сорок второго года. Фабрика тут тогда текстильная была. Да-а... загорелась от фугаса. А в пять вечера артобстрел. Стали навешивать, да-а... И мы под огнем тушим, сумасшедшее дело. Двадцать пожарных расчетов тушили, приехали, вся Нарвская застава, считай... Приезжаем, все горит, от первого этажа до последнего. Навстречу ребятишек ведут бегом, садик там был, можете себе представить... сирот собрали со всей заставы. Я Димке: соседние корпуса прикрой. А я знал, что там склад хлопковый, ужас что такое. И еще силовая станция, тоже если бы сгорела... Димка со своими туда, а мы — к главному... а он все сильнее, прямо на глазах. В цехах полно хлопка было, так горящий хлопок прямо выбрасывало из окон, внутри месиво, перекрытия-то на фабрике маслом пропитанные, огонь их жрал, как бумагу все равно. Мы пацанов из комсостава бросили тушить второй этаж, ремонтный цех, думали, там безопасней, а сами давай на четвертый... а тут снарядом хлоп в торец здания, и полегли все пацаны, вот так... Но мы тогда даже не знали... Ничего не разобрать! Балки падают, насос снарядом повредило — вода не идет, рукава рваные. Потом гляжу, кровля рушится. Все, говорю, уходим... Добежали до второго — лестниц нет. Егор Гельфин у нас такой был, он позже погиб уже на фронте... он вслепую вниз прыгал, можете себе представить? Так нам помог выбраться. Вот это — подвиг! А я шел последним! Меня зацепило, я ничего не соображаю, как глухой все равно, рванул вперед, а за мной уже перекрытия трещат, я только выскочил — и все рухнуло! Но два этажа мы спасли, а Димка склад хлопковый, если бы он рванул, мы бы оказались в кольце, всех бы накрыло. Когда столько топлива, уже просто воздух сгорает и все как в воронку всасывает, все бы тогда, амба! А так... и склад хлопка, и все пристройки, сами видите, что оно все старое... спасли фабрику... восемь бойцов погибло. Да-а... o:p/
Дядя, вы герой! Я-то? Кхе... Да уж, герой там, уж кхе... Вернее, я герой прошлого. А вы герои будущего. Чтоб больше, значит, никто не сунулся, так я говорю? Товарищи, я все понимаю, но последний трамвай через пять минут уйдет. До свидания! До свидания! С Новым годом! o:p/
Тяжело бежать по морозу. Лицо горит, мельчайшие снежинки жгут щеки, забиваются искристым ворохом под полы пальто. Они вылетают с Волынкиной на Калинина, уже слыша глухой скок впотьмах. Из-за поворота выезжает фонарь. Изо всех сил они мчатся к остановке, Q тащит Олю под руку, они заскакивают в трамвай, двери закрываются, и тут только становится ясно, что D давным-давно отстал. Вон шагает его тощая расхристанная фигурка, бачки в инее, ушанка сбилась набок. Трамвай набирает ход. o:p/
Ты куда смотрел, Q?! А я виноват, что он так плохо бегает? Я думал, вообще-то, что он с нами... Надо было его тоже под руку взять! Слушай, Оленька, а если разобраться, зачем нам вообще нужен этот рыжий чудик, нам что, без него плохо? Кто не успел, тот опоздал. Трамвай останавливается; перегон короткий, двенадцать домов, один перекресток, — Оля выпрыгивает на пустую снежную мостовую, в трескучие искры, снег под фонарем ярко-оранжевый, как лед на катке, и вдали, над верхушками деревьев парка Екатерингоф, черный куб Центральной башни в мутном небе и яркий столб света над ним, и Оля идет быстрым шагом, а трамвай вместе с Q со стуком отваливает в стылую мглу Обводного, а навстречу шагает легкая фигурка D, он начинает постепенно различать Олю, а нам их больше не видно. o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
o:p /o:p
2. ТАСЯ o:p/
o:p /o:p
Тася, крякает Борис Израилевич, и в воздухе короткое время витает неслышное, но явственное проклятие неизвестно кому. Значит, Тася, — и, приблизив к лицу личное дело, кадровик читает: год рождения 1942, место рождения Ленинград, родители неизвестны. Борис Израилевич морщится, против своей воли представляя иней на полу, обрывки обоев и прочее. Я детдомовская. Из ФЗУ, значит? Так. Прислали? Распределили? Нет, я сама хочу. На радиозаводе хочу работать. Борис Израилевич поднимает глаза. Ну так это же отлично! Пойдем, я тебе покажу наш завод. Кем мы тебя можем взять? Можем, например, ученицей-прессовщицей, в двенадцатый цех. Там много девчонок, будут тебе подруги. Хочу, хочу! o:p/
Шагают двором. Один хромает, другая семенит. Ой, кто это был? Да, товарищ C у нас большой человек. Сильный, наверное? Да, лифт может поднять одной рукой. А на войне он, слышь, несколько танков подорвал. Ордена имеет. Ой, а пойдемте сначала к нему, вдруг мне там у них понравится?! o:p/
Механизмы. Веревки. Блоки. Израилевич, это что, и есть — обещанное пополнение? Да так, есть у меня сегодня лишние полчаса... делаю девчушке экскурсию по заводу. Кадров-то не хватает. Диспетчером-то что, там физическая сила не нужна. Костя, земля ему пухом, вообще без руки был же. Ну, так он и... Ладно, молчи уж. Диспетчером хочешь быть, Тася? У тебя будут всякие там лифты, подъемные механизмы, все эти ленты, чтобы подавать вовремя детали, из которых собираются приборы. Тася, а? (Лицо, как блюдечко, поднято вверх, глаза широко раскрыты: там, на высоте, где веревка перекинута через блок... у самого карниза... что-то белеет...) Не смогу я здесь, наверное... я вот лучше, лучше я вот... прессовщицей... Ну, все ясно. Ну правда, нам лучше нормального парня. Скоро еще набор придет, все, я вам обещаю железно. o:p/
Читать дальше
