Денис Драгунский - Взрослые люди (сборник)

– Ты права, – сказал я. – Мне стыдно. Прости меня.

– Мне холодно, – прошептала она. – Обними меня. Согрей меня.

Я вдруг почувствовал, что не надо влезать в эту историю. Хотя очень хотелось. Но я вздохнул и сказал:

– Лада, миленькая, время половина шестого. Я устал. Я спать хочу. Спокойной ночи, моя хорошая.

Чмокнул ее в щеку, быстро вышел и улегся в папином кабинете.

Я проснулся довольно скоро. Было уже светло – восемь утра: я посмотрел на часы. Снег перестал идти. Я выглянул в окно. Все было белое, ровное, пушистое. Вдруг я услышал, как за стенкой Лада встает, шагает по комнате, открывает форточку, потом закрывает. Двигает стул. Что-то берет со стола. Одевается. Спускается вниз по лестнице. Щелкает дверью сортира.

Я снова лег в кровать и провалился в сон.

И окончательно проснулся от того, что меня щекотали Андрюша и Милена. Они были уже одеты. Они тыкали мне в нос часы – половина первого.

Мы позавтракали втроем. Конечно, они тоже слышали, как Лада уходила. Наверное, Милена ее проводила. Мне не хотелось об этом говорить.

К трем часам мы собрались уезжать. Оделись. Проверили газ в котельной, краны, телевизор.

Я открыл дверь. Кругом было белым-бело.

– Хорошо-то как! Russian winter! – засмеялся я и вдруг сказал: – Стоп!

Крыльцо и дорожка были покрыты толстым слоем свежевыпавшего снега. И никаких следов. Я обежал весь дом, выглядывая из всех окон. Даже выскочил на ледяную веранду. Следов нигде не было. Но ведь я слышал, как она уходила, а снег уже не шел.

– Как же она ушла? – растерялся я.

– Кто? – засмеялась Милена.

– Ты, главное, побольше Платона читай на ночь! Обязательно в подлиннике! Что, афинская гетера приснилась? – захохотал Андрюша.

Приехали в Москву.

Вечером я решил лечь пораньше перед завтрашним экзаменом.

Уже умылся, пижаму надел. Ровно в одиннадцать зазвонил телефон.

– Это Кобылин, – услышал я поселкового сторожа. – У вас в даче свет горит .

Конечно, сначала я решил: одеваюсь и еду. Последний автобус отходит от «Калужской» в ноль-сорок. Успеваю. А первый автобус идет в Москву в половине шестого. Успеваю тем более…

Но на меня вдруг напало спокойствие. Ну, свет. Ну, горит. Ну, вечером приеду и выключу. Я поблагодарил судьбу, что успел сам схватить трубку, что Кобылин не попал на маму или папу.

В девять часов утра Аза Алибековна разложила перед нами веер бумажек.

Я вытянул: «Федр», 253–254.

Открыл затрепанный томик и погрузился в знаменитое описание души, которая состоит из двух коней и возничего.

– Товарищи, – сказала Аза Алибековна, – я иду к декану, а экзамен продолжит наш новый стажер, аспирантка Ленинградского университета…

Я почти не слышал, я читал про себя: ,

– Вы готовы? – голос у меня над головой.

– Готов, готов.

Я начал бойко переводить.

– Стоп, – сказала эта самая аспирантка. – Любой интеллигентный юноша наизусть знает диалог «Федр» в переводе Егунова. Особенно это место.

– Да, – сказал я. – Особенно описание коней. Я читал у Лосева…

И взглянул на нее, думая, что она смутится. Лосев объяснил, что означают эти два коня: один стройный и длинношеий, а другой – коренастый и косматый.

Это была совершенно обыкновенная девица. В свитере и теплых зимних брюках.

– Да, конечно, – сказала она, достала из сумочки спичечный коробок, вынула спичку, ткнула ей в слово διαθερµήνας . – Что это?

– Разгоряченный, – сказал я.

– Идите. Два, – сказала она.

– То есть, простите, горячащий. Разгорячающий.

– Форма?

– Причастие активного аориста. От глагола διαθερµαίνω .

– Так. А если то же самое слово, но в ионическом или гомеровском диалекте? – Я молчал. – Это будет всего лишь второе лицо единственного числа активного аориста, – она подняла палец и нежно сказала: – Неаугментированного! Поэтому δια- , а не διε- … Понятно?

У нее были красные пальцы, как будто она была на морозе без перчаток.

Она высыпала из коробка остатки спичек. Их было восемь.

Я сделал пять не самых страшных ошибок. Пять сломанных спичек улетели в корзину под столом. Три вернулись в коробок.

– Три балла, – сказала она. – Не надо возмущаться. Три – это удовлетворительно. Что это значит? Это значит – преподаватель удовлетворен. Тем более удовлетворен должен быть студент! – и она засмеялась.

Когда я добежал до дачи, было уже темно.

Горело одно окно – в Ксюшиной комнате. Тьфу, да конечно! Она оставила свет. А я, когда проверял, все ли выключено, забыл туда зайти.