Валерий Пудов - Приключения Трупа

Не стали отпиратьсякоридорные — отвечали, какпокорные: отдали и власть, и Труп — задрали пуп и показали наудачу:

- Черноват,значит, староват ! Мертвякдо жил — так и руководил!

Ожидали, что сброд заплачет? Или сиганет вспять? Но народ рассуждал иначе:

— Зарывать!

И развивалуспех — повторял:

— Все х!Всех !Всех !

Прижученные подручные от расстройства — в крик:

— Поверьте! Мы — не в ответе !

Не пожелали, черви, тюрьмы и побежали — кто смог — через сто дорог, но не в карете, а под плети и рык:

— На сало !

— На мыло !

И вмиг устройство жизни и смерти в отчизне стало как было.

Очевидцы едва ли считали, что правлениепокойника — намеренный брак. Скорее, полагали, что — затея гуляк.

Но летописцыв утерянных хрониках рассуждали — так.

«СвержениеТрупа снова и всерьез подогрело вопрос о личности и положении тела.

Из-под покровапыла и беспорядка население смотрело на гения и вождя, как на светило из косого дождя: до неприличности тупо и бестолково. И не зря общественное небо не просветлело: заря ясности не приспела на потребу неестественной праздности, и решениезагадки не созрело, а закоснело в заурядности. В развале всего делегаты от мрази выливали на бывшего солдата и депутата лишние ушаты грязи. Но едва ли в борьбе схем дали себе отчет, кем представал тот, против кого из ничего разыграли в перевороте переворот.

А ведь свет простых началстал горячо проливаться на предмет их побед еще до реставрации живых — забегал вперед и впредь, но не источал вред, не загонял в сеть !

Во-первых, имя его и суть совпадали, как вера и путь.

Во- вторых,был мил и тих: человек без нервов и печали- навек торжество над своимимощами. Ни неуместного жеста, ни пустого слова,ничего своего и ничего плохого: таково преосвященство — волшебство совершенства!Не скорбя ни о чем, не трубя за успех, ничего для себя и во всем — для всех!

Много ли правителей Земли могли рядиться в такие строгие амуниции — простые нежителейлица?

Но и живьем его не отличали ! Оттогои лишали крова:вначале чужие принимализа своего, а потом и дорогие отвергали, какчужого. И клеветали: мол, под маскировкой и со сноровкой ушел и от драм, и от долгов,и от дам, и из рядов.

Однако нашел у мертвецови любовь,и драку, и, каку людей, смех и страстейнакал — и вновь, при все х, устоял!

Не потому ли многие трупы в итоге поступали не глупо: в разгуле представали другими и претендовали на его колдовство и имя?

Как на солнце — протуберанцы, вокруг безликого возникали вдруг самозванцы и, как насосом в протоке, качали из великого соки.Уроды ловко загромождали проходы, словно канатоходцы без подготовки рвали веревки. В беде ковали измену: бесцеремоннокрали и арену, и свод, и функции — вот где спрят ана пятая колонна контрреволюции!

Едва повелитель края дозволяет сходство, как теряет права: уродство приобретает краситель, марает своих и чужих,и вот — не различает их ни родитель, ни народ.

Коли славный и скверный перед строем — равные лицом, то роли встане подменяют, а героя — и подавно: главный станет безмерным подлецом, а неверный — первыммолодцом — и кончает карьеру офицера — венцом !

В безличии правителя — довод и величие учителя, но для кучки населения — искушениенедоучки: повод для преступления».

«То же — и дела мертвеца.

Неопрятные тела живых из пыли превозносили их, как могли, а перехватили у отца рулии повели от порядка на попятную: в схватку — беспощадную.

Низший клан — обласкан, но ищет — таску.

Если — победа, не кивнут по чести на соседа, а пришьют на свой лацкан.

Но если заедут в роковой капканбездны, помянут высший суд правителя — нелюбезно.

Не сами ли трепетали телесамиот круговертисмерти?

Но вот она повсюду имеет представителя,который не страшнее глазам, чем скоро будешь сам, а сброд жителей совсем столбенеет, встает, как стена у ворот оранжерей и сада, и ревет:

— Нам — не надо!

Им без труда показали,что когда — не в тени, а на пьедестале, живым не в испуг — прах,а они вдруг — в страх!

Им растолковали конец и дали образец: мертвец живет и процветает лучшезамученных разгуляем, а они — ни- ни:

— Оборони !

Живые такого сорта слепее мертвых !

В напастилелеют роковые оковы, как пристанище. Зато в безопасной нише от бессонницы ищут на днище ужасное пожарище.

Не счастье ли скорее сподобиться силы правящего класса? Что было перегноем, стало высшей расой !Но мало живым покоя — им подавай раздрай боя!»