— Так вот, — продолжала Хэтти, — папа косо смотрит на Мартинов и по другим причинам. Он чувствует, что у них нет «класса», стиля, происхождения. Их отец приехал сюда из Нью-Джерси, чтобы искать золото, а кончил тем, что стал водителем молоковоза. Теперь он опять мечется, все чего-то высматривает. Откуда он взял деньги, чтобы купить эту бензоколонку в Техасе, никто понятия не имеет. В общем, папа хорошенько поговорил с этим отцом Денни. Мистер Мартин сказал, что они скоро уезжают из города, поэтому никто ничего делать не стал. Но, моя юная леди, я подумала, тебе следует знать, что папа думает про Денни и про их семью.
— Денни уехал, — только и сказала Вики.
— И папа считает, это хорошо, — сообщила Хэтти, словно бы не желая высказывать собственного суждения.
Вики подумала: как хорошо, что Сивилла никогда не узнает о том, что сделал ее отец.
— Ну, пойдем назад, — сказала Хэтти. — Я хотела рассказать тебе все это без папы. Теперь, когда ты знаешь, мы можем идти домой.
На следующее утро в школе Вики полностью владела и телом, и учебным материалом. И хотя другие дети продолжали держаться отчужденно, Вики понимала, что эта отчужденность объясняется событиями двух последних лет, которые прошли со дня смерти Мэри Дорсетт, бабушки Сивиллы.
Вики тщательно, в мельчайших подробностях наблюдала за тем, как в течение двух лет Пегги Лу, полностью завладевшая телом, — личность, которая действительно жила, — растеряла всех школьных друзей Сивиллы. Во время перемен Пегги Лу оставалась сидеть за столом и делала бумажных кукол, вместо того чтобы идти во двор и играть с другими детьми. Во время перерыва на ланч и после окончания уроков она старалась тайком улизнуть из школы, избегая детей, пытавшихся заговорить с ней или пойти рядом. Когда они предлагали ей прогуляться вместе, она загадочно отвечала: «Не могу» — и куда-то убегала. Через некоторое время ее перестали куда-либо приглашать или что-либо предлагать.
И Вики знала, что Пегги Лу изолировала себя от остальных детей не потому, что не любила их; пребывание с ними раздражало ее, потому что у них было то, чего не было у нее, — дом, в котором живут братья и сестры, дом, где нечего было бояться. Вместо того чтобы ходить к другим детям в их дома, она убеждала себя в том, что ей ничего не нужно, а убедив себя окончательно, одиноко отправлялась в белый дом с черными ставнями, где все то, что раздражало ее, поджидало за каждым углом.
Ее горькое одиночество имело одну положительную сторону. У нее выработалось настоящее чувство независимости, способность делать то, что ей действительно хочется, невзирая на чьи-то указания или возражения. Пребывая в изоляции, Пегги Лу умела каким-то образом ощущать себя свободной, хотя это была такая свобода, от которой ей хотелось проломить дыру в самом центре вселенной.
Иногда Вики сожалела о том, что позволила Пегги Лу выйти на передний план у могилы Мэри Дорсетт. Но тогда Вики считала (и сейчас, вспоминая об этом, полагала, что считала правильно), что иной образ действий невозможен.
К тому же, уверяла себя Вики, хотя Мэри Дорсетт была чудесным человеком, она не являлась ее бабушкой и потому у Вики не было причин включаться в эти ужасные переживания. Она решила, что больше всего это подойдет Пегги Лу. Кроме всего прочего, Сивилла, стоявшая у могилы, ощущала гнев. Разбираться с гневом было функцией Пегги Лу, а не Вики.
Более того, эти два года, отданные Пегги, не прошли даром. Именно появление Пегги Лу (а вовсе не рука, положенная на плечо Сивиллы) предотвратило прыжок девочки в могилу Мэри Дорсетт. Пегги Лу, активный ребенок, после похорон смог ла сделать то, чего не сделала бы Сивилла, ребенок пассивный. Когда гости, прибывшие на похороны, остались в доме Дорсеттов, Пегги Лу завоевала благодарность мистера и миссис Дорсетт, сняв с них заботы о беспокойной двухлетней Элли. В самом деле, Дорсетты были довольны тем, что их дочь стала наконец активной, и Вики с изумлением увидела, что Хэтти Дорсетт лучше уживается со своей дочерью после смерти Мэри Дорсетт, чем до нее. Дочь, вернувшаяся с похорон и остававшаяся в доме в течение двух лет, могла огрызаться и, придя в ярость, бегать по мебели, но она была более обаятельной, чем дочь, которая жила в этом белом доме до смерти Мэри Дорсетт.
Пегги Лу была в большей степени «как другие дети», чем Сивилла. Хотя у Вики не было полной уверенности, она искала объяснение в том, что Пегги Лу, игравшая роль дочери после смерти Мэри, была гораздо больше похожа на саму Хэтти, чем Сивилла. Любопытно было также наблюдать, как по возвращении Сивиллы миссис Дорсетт посчитала именно Сивиллу, а не Пегги Лу «какой-то другой». «Этот ребенок стал совсем другим, — кричала Хэтти. — Я от нее через потолок выскочу!»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу