Флора Шрайбер - Сивилла

— Вы хотите, чтобы я посмотрела это письмо?

Сивилла начала мямлить… а потом ее заикания превратились в нечто иное.

Аккуратная, тихая школьная учительница, чье лицо внезапно исказилось страхом и яростью, вскочила со стула, молниеносно порвала письма, лежавшие у нее на коленях, и выбросила клочки в мусорную корзину. Сжав кулачки, она встала посреди комнаты и высокопарно произнесла:

— Все мужчины одинаковы. Им вааще нельзя верить. Точно нельзя.

Быстрыми, размашистыми шагами она направилась к двум высоким трехстворчатым окнам. Раздвинула зеленые шторы, вновь сжала свой левый кулачок и застучала им в оконное стекло с криком:

— Выпустите меня! Выпустите меня!

Это была отчаянная мольба — крик преследуемого, попавшего в ловушку, одержимого.

Доктор Уилбур подбежала быстро, но все-таки недостаточно быстро. Прежде чем она оказалась возле пациентки, раздался звон. Кулак с размаху пролетел сквозь стекло.

— Дайте мне осмотреть вашу руку, — потребовала доктор, сжимая запястье пациентки.

Та сжалась от ее прикосновения.

— Я только хочу посмотреть, не поранились ли вы, — мягко объяснила доктор.

Внезапно пациентка замерла и расширившимися от удивления глазами взглянула на доктора Уилбур — впервые с того момента, как вскочила со стула. Жалобным детским голоском, совершенно непохожим на тот голос, который только что обличал мужчин, пациентка спросила:

— Вы не сердитесь из-за окна?

— Конечно нет, — ответила доктор.

— Я ведь важнее, чем это окно? — В голосе звучали любопытство и недоверие.

— Разумеется, — уверила ее доктор. — Окно может починить кто угодно. Я вызову столяра, и он все сделает.

Неожиданно пациентка стала более спокойной. На этот раз, когда доктор взяла ее за руку, она не сопротивлялась.

— Давайте-ка присядем на кушетку, — предложила доктор. — Мне нужно хорошенько осмотреть вашу руку. Дайте я посмотрю, нет ли порезов.

Они отвернулись от окна и пошли к кушетке — мимо сумочки, которая упала на ковер, когда пациентка вскочила, мимо рассыпавшихся бумаг и карандашей, мимо потока ярости, извергнутого из раскрытой сумочки. Но теперь страх и ярость исчезли.

Сивилла всегда садилась за стол на безопасном расстоянии от доктора. На этот раз, однако, она села рядом с доктором и оставила свою руку в ее, даже когда доктор объявила:

— Ни порезов, ни царапин нет.

Но вдруг настроение вновь изменилось.

— Здесь кровь, — сказала пациентка.

— Крови нет. Вы не порезались.

— Кровь на сеновале, — объяснила пациентка. — Томми Эвальд был убит. Я там была.

— Вы там были? — переспросила доктор.

— Да, была. Я тоже была.

— Где был этот сеновал?

— В Уиллоу-Корнерсе.

— Вы жили в Уиллоу-Корнерсе?

— Я там живу, — последовала поправка. — Вааще все знают, что я живу в Уиллоу-Корнерсе.

«Вааще». Сивилла так не разговаривала. Но с другой стороны, Сивилла, которую знала доктор, не сделала бы ни одной из тех вещей, которые произошли с того момента, как она вскочила со стула. Постепенно, по мере того как Сивилла продолжала переживать случившееся на сеновале, доктора охватывало жуткое ощущение нереальности происходящего.

С того момента, как пациентка вскочила со стула, это ощущение присутствовало здесь, беззвучное, но пронизывающее, как уличный шум, проникавший в комнату через разбитое стекло. Чем больше Сивилла говорила, тем сильнее становилось это ощущение.

— Моя подруга Рейчел сидела со мной на сеновале, — рассказывала Сивилла. — Ну и другие ребята. Томми сказал: «Давайте прыгнем вниз, в амбар». Мы прыгнули. Кто-то из ребят попал в кассу. Там было ружье. Ружье выстрелило. Я пошла назад, а Томми там лежал мертвый, с пулей в сердце. Другие ребята убежали. А мы с Рейчел — нет. Она пошла за доктором Куинонесом. Я осталась с Томми. Доктор Куинонес пришел и велел нам идти домой. Мы не послушались. Мы помогли ему достать ружье и накрыли Томми одеялом. Томми было только десять лет.

— Вы были храбрыми девчушками, — заметила доктор Уилбур.

— Я знаю, что Томми умер, — продолжал детский голос. — Я понимаю. Правда. Я осталась, потому что подумала, что нехорошо оставить Томми лежать мертвым.

— Скажи мне, — попросила доктор, — где ты сейчас находишься?

— Здесь кровь, — последовал ответ. — Я вижу кровь. Кровь и смерть. Я знаю, что такое смерть. Это точно.

— Не думай про кровь, — сказала доктор. — От этого тебе становится грустно.

— А вам не все равно, как я себя чувствую? — Вновь эта смесь любопытства и недоверия.