Флора Шрайбер - Сивилла

Интеграция? До нее было еще далеко. По мере того как всплывало прошлое, появлялось все больше причин отступать от него в другие «я», защищаясь от этого прошлого. Однако в долине диссоциации появлялись первые проблески восстановления.

Один из таких проблесков случился как-то в пятницу вечером в самый разгар весны. Сидя в кровати после пробуждения от спокойного трехчасового сна, последовавшего за инъекцией пентотала натрия, Сивилла вспоминала предыдущий день, который большей частью выпал из памяти. Неожиданно в этой пустоте что-то стало прорисовываться.

Было ли это воспоминанием — непонятно. Если и было, то воспоминанием особого рода: она припомнила не то, что делала как Сивилла, но — и это было самым ошеломляющим в воспоминании — то, что она делала в качестве Мэри и Сивиллы Энн. Сивилла отчетливо ощутила две личности, каждая из которых знала о том, что делает и говорит другая. Эти две личности вместе ходили в супермаркет, закупали там продукты, а потом обсуждали стоимость покупок.

Возможно, наиболее экстраординарным для Сивиллы аспектом этих воспоминаний было осознание, что в один момент она существовала в образе Мэри, а в другой — в образе Сивиллы Энн, и во время активных действий одной личности другая находилась рядом, с ней можно было поговорить, поделиться своим мнением, выслушать ее совет.

Сивилла вспомнила, как она становилась Сивиллой Энн. В качестве Сивиллы Энн она вернулась в квартиру, и ее внезапно охватило желание отправиться куда-нибудь в путешествие. Путешествие по каким-то причинам не состоялось, но, обдумывая его, она заглядывала в кошелек, лежавший на комоде, глазами Сивиллы Энн, предполагая забрать его с собой и вернуть, как только она где-нибудь устроится. Отмечая, что на карточке, удостоверяющей личность, отпечатано имя Сивилла И. Дорсетт, Сивилла Энн думала: «Это наверняка владелица». Воспоминания о пребывании в образе Сивиллы Энн были так отчетливы, что включали в себя даже недоумение Сивиллы Энн по поводу того, кто же такая Сивилла.

Этот мимолетный взгляд в настоящее несколько недель спустя дополнился еще более глубоким переживанием прошлого.

За завтраком Тедди сказала:

— Мне очень хотелось бы узнать, что имела в виду Пегги Лу, когда говорила, что из букв складываются слова, из слов складываются предложения, а из предложений складываются абзацы.

— Ты хочешь у меня узнать, что имела в виду Пегги Лу? — откликнулась Сивилла. — У меня? Поинтересуйся у кого-нибудь другого. Ты же знаешь, как мы с Пегги Лу относимся друг к другу.

— Еще Пегги Лу что-то говорила о маленьких серых коробочках, стоящих рядами, о том, что ей нужно быть осторожной и глядеть в оба и что ей нужно убегать, — продолжала Тедди. — Я слышу об этих буквах, словах и коробочках уже несколько лет.

Сивилла задумчиво ответила:

— Я не имею об этом никакого понятия.

Но произнося это, она взглянула на пустую стену перед собой и, продолжая ощущать себя Сивиллой, в то же время почувствовала себя маленькой девочкой. Это означало не уподобляться ребенку, а быть ребенком. Потом Сивилла услышала, как ее губы произносят:

— Когда я была маленькой, мне не давали слушать сказки да и вообще любые истории, которые были «неправдой». Не разрешали мне и сочинять истории. Но я любила писать, в особенности рассказы о животных и стихи. Когда мама и папа заставили меня пообещать, что я больше не буду так делать, я изобрела способ «писать» без того, чтобы писать. Я вырезала слова и отдельные буквы из заголовков газет и складывала вырезки в маленькие серые коробочки, которые брала с собой в школу. Потом я наклеивала буквы на листы плотной бумаги, и таким образом из букв складывались слова, а из слов складывались абзацы, так что я могла писать, хотя на самом деле не писала. Ты понимаешь?

Ошеломленная Тедди напомнила подруге:

— Но ты только что говорила, что у тебя нет об этом ни малейших воспоминаний.

— У меня их и не было, — спокойно ответила Сивилла, — но теперь они появились. Понимаешь, я изобрела этот прием, когда ходила в третий и четвертый классы, после того как умерла моя бабушка.

Третий и четвертый классы после смерти бабушки? Спокойствие Сивиллы мгновенно испарилось, когда она осознала смысл произнесенного ею.

Из тумана, сгустившегося над двумя потерянными годами Сивиллы (в промежутке между девятью и одиннадцатью годами), проступили воспоминания Пегги Лу и стали принадлежать Сивилле. Воспринимая воспоминания Пегги Лу как свои собственные, бодрствующее «я» по имени Сивилла смогло воспроизвести события из детства этого альтернативного «я». И в тот же момент Сивилла осознала, что чувствовала себя сейчас не как Пегги Лу — она чувствовала себя единой с Пегги. Пентотал расчистил неиспользуемую линию связи между Сивиллой и одним из ее альтернативных «я», восстановив фрагмент потерянных лет. Сивилла, которой никогда не было десять или одиннадцать, на миг перепрыгнула в этот возраст. То, что началось как обычная болтовня за завтраком, стало важной вехой на пути восстановления исходной личности Сивиллы.