24. Суицид
«Проснулась собой», «оставалась собой» — таковы были маленькие победы фрагментированного существования Сивиллы, поскольку после почти четырех лет, которые про шли с начала анализа, она продолжала оставаться жерт вой того же архетипического события, воспроизводящегося в тех же самых ритуальных формах. Сивилла, можно сказать, жила в скобках. Вне этих скобок находилась примерно треть ее жизни.
Когда она просыпалась в облике кого-то другого или превращалась в этого другого позже, Тедди Ривз, отметив случившееся превращение и воспринимая его как рутинный аспект совместной жизни с Дорсетт, сообщала о происшедшем Сивилле.
В течение одной недели — той самой, во время которой удалось вскрыть момент первой диссоциации, — Тедди информировала Сивиллу несколько раз:
— Здесь был Майк, минут пятнадцать, за завтраком. Я спросила его, что он любит рисовать. Он ответил, что автомобили, поезда и автобусы.
— В три часа ночи здесь была Ванесса. «Я переоденусь и уйду, — сказала она. — У меня занятия. Так написано в расписании, которое я составила утром». Я велела ей лечь обратно в постель.
(Сивилла по этому поводу заметила: «Возможно, Ванесса мне ближе всех из них. Обычно она продолжает заботиться о том, что было начато по моей инициативе. Это я составила такое расписание занятий».)
— В два часа появилась Мэри и попыталась уговорить меня поехать с ней в какой-то другой город. Когда я сказала: «Не сейчас», она так разрыдалась, словно у нее сердце рвалось на части.
(Сивилла заметила: «Мэри выплакивает те слезы, которые не могу пролить я».)
То, что Тедди сообщала на словах, Капри, кошка Сивиллы, демонстрировала своим поведением. «Приходя в себя», Сивилла научилась безошибочно выяснять по поведению кошки, какое из ее других «я» присутствовало до этого. С Мэри Капри была тихой, ласковой, любила залезать на руки, чтобы ее гладили. С Марсией кошка довольно урчала и терлась мордой о ее лицо.
А вот в присутствии Пегги Лу Капри нервничала и поведение ее полностью менялось. Инстинктивно чувствуя появление Пегги Лу, кошка бегала по всей квартире, время от времени прыгая на колени или плечо Пегги Лу. «Милая моя старушка», — говорила Пегги Лу, прижимая к себе животное чуть сильнее, чем следовало бы. Но Капри не возражала против этого. Кошка, которая без колебаний могла поцарапать кого угодно, никогда не трогала Пегги Лу.
— Возможно, — съязвила Сивилла, — у Капри тоже расщепление личности.
Хотя это ироничное замечание и соответствовало фактам невеселого существования Сивиллы, оно не могло скрыть другого факта: ее сознательная жизнь, после поездки в Филадельфию вновь ставшая серией разрозненных эпизодов, начинала все больше пугать ее.
Если в состоянии бодрствования Сивилла дистанцировалась от своих чувств, то во сне она приближалась к истинному пониманию себя, поскольку спящая Сивилла находилась в полной власти подсознания. В сновидениях Сивилла была ближе к интеграции, чем в какое-либо иное время. Принцип «проспись и забудь» к ней не относился. Бодрствовать — значило забывать; спать — значило вспоминать. Сновидения возвращали ее к исходным событиям, вызвавшим расщепление, к событиям, которые в состоянии бодрствования воспроизводились в ее альтернативных «я».
В течение той недели, когда Сивилла узнала, что у нее с трех с половиной лет существует несколько личностей, ей, к примеру, снилось, что она едет в поезде дальнего следования до самой последней станции. Поезд внезапно останавливается. Нехотя встав со скамьи, она идет в конец вагона, чтобы выглянуть в заднее окно и выяснить причину задержки.
Она наблюдает процесс строительства какой-то огромной платформы на мощных выступающих опорах. Ясно, что поезд не сможет продолжать путь, пока эта платформа, которую строит ее отец, не будет завершена.
Необъяснимым образом Сивилла оказывается уже не в поезде, а на каком-то складе. Выглядывая из окна склада, она замечает что-то желто-белое, пытающееся переползти через порог и выбраться наружу. Это котенок.
Сивилла наблюдает, как это маленькое трогательное существо трется носиком о порог, как будто в поисках пищи. Движения у него неуверенные, запинающиеся. Она думает: может быть, он парализован? Потом она понимает, что он умирает от голода.
В нескольких метрах от котенка ее ждет ужасное зрелище — обезглавленное тело кошки, его матери. Голова валяется в нескольких сантиметрах от тела. Неподалеку лежат, тесно прижавшись друг к другу, еще три котенка. Поначалу Сивилла не замечает их, но они, судя по всему, еще ближе к голодной смерти, чем первый котенок.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу