Кристин Валла - Мускат

Из всех семнадцати внучат Виктора Альбы Габриэль Анхелико был для него самым непонятным. Когда в раннем детстве мальчик прибегал с букетом, что твой ангелочек, дед сухо замечал матери, что его впору одевать в платьице. Глаза у него лучились солнечным светом, и он был такой худенький, что, казалось, только дунь на него, и он упадет. Он никогда не играл в корриду с черным лабрадором механика и не клянчил, чтобы ему дали закрутить гайки на каком-нибудь старом джипе в мастерской. Ссадины на коленках у него бывали только тогда, когда его поколачивали, поваляв по земле, другие мальчишки за то, что он такой несносный тихоня. Однако, повзрослев, Габриэль Анхелико сделался видным юношей. Прямой как стрелка, он одиноко ходил по улицам и аллеям торжественным шагом, словно выступая в процессии. Хорошо зная о популярности внука среди студенческой аудитории, Виктор Альба так и не изменил о нем своего мнения. Он находил в Габриэле Анхелико только ранимую душу, тихий нрав и ни одного из качеств, которые составляют сущность мужчины.

Виктора Альбу передергивало при виде тощего живота внука, его тонких складочек подкожного жира, длинных ног и замкнутого лица. Особенно противны были деду его руки, эти тонкие пальцы, изящно перелистывающие страницы справочников и стихотворных сборников — пальцы, в которых так легко порхало перо и которые никогда не уставали, хотя этот писака дописался уже до полного умопомрачения. Такие руки не приспособлены для труда. На них не заметно было ни следа каких-либо наработанных навыков, они оставались гладенькими и новенькими, как ни разу не надеванные лайковые перчатки. От этих рук никому не было проку, они не могли никого защитить, или содержать своей работой, или пробудить в женщине желание. Виктор Альба давно примирился с мыслью, что Габриэль Анхелико никогда не женится. Не надеялся он и на то, что тот обзаведется любовницами, как полагается уважающему себя холостяку. В убогой личности этого внука было так мало привлекательного, что Виктору Альбе казалось непонятным, отчего в дом на берегу реки повадилась приходить по вечерам молоденькая иностранка. Она приходила всегда одной и той же дорогой и всегда сидела в одном и том же кресле, в одной и той же позе, и все только для того, чтобы побыть с Габриэлем Анхелико, пока не догорит закат.

Габриэль Анхелико твердо верил в судьбу. Поэтому он не особенно удивлялся посещениям Клары Йоргенсен. Она вновь появилась у него на следующий же вечер после своего первого прихода. Как и в прошлый раз, он сначала увидел ее на берегу реки, где она остановилась в нерешительности, поглядывая на дом и не зная, как поступить — вернуться назад или идти вперед. Как и в прошлый раз, он сначала застыл, глядя на нее, пытаясь поймать ее взгляд сквозь кишение бесчисленных песчинок и воображая, что через эту пылевую завесу он осмелится посмотреть ей в глаза. Только ощутив знакомые астматические симптомы, он сделал шаг, чтобы приблизиться к ней. Увидев это, она тоже шагнула ему навстречу. И снова они стояли друг против друга, несмело отводя взгляд, пугаясь той близости, которую несли с собой эти встречи. Он мог бы коснуться ее, протянув руку, если бы не был убежден, что малейшее сближение все разрушит.

— Хочешь пить? — спросил он, как и тогда.

— Да, — сказала она.

Затем она слегка улыбнулась и пошла на свое место под ветвями суковатой оливы.

Габриэль Анхелико пытался представить себе, чем занимается такая вот девушка, когда не сидит с ним рядом. Может быть, вместе с подружками лакомится пышно украшенными кремом пирожными в каком-нибудь кафе? Может быть, пьет горько-сладкий кофе за стойкой кондитерской? Может быть, стоит в очереди за билетом в кино с каким-нибудь однокурсником? Может быть, сидит в одиночестве на скамейке перед кафедральным собором, углубившись в книгу? Или лежит на лужайке перед каким-нибудь домом на одной из тех улиц, которые обсажены розами и где стоят золоченые почтовые ящики? Его вдруг поразила мысль, что он совершенно не знает, как она живет и как проводит дни. Но, кажется, это не играет для нее роли. Во всяком случае, тогда, когда она сидит у него час за часом, погружаясь в вечность, исполненную молчания и чистого присутствия. День за днем она возвращалась снова и снова, без стука и без какого-либо предупреждения. Прежде чем подойти, она сперва дожидалась на берегу, когда он покажется на пороге, а он остерегался заранее высматривать ее в привычное время. Спустя несколько недель он уже мог ее не встречать, он просто сидел и ждал, когда она неслышно сядет рядом в соседнее кресло. Так она незаметно вбирала в себя его мир, вечер за вечером, и в этот промежуток времени вместился милосердно отпущенный ему судьбою срок.