Марек Лавринович - Солнце для всех

Но как он вскоре убедился, удивительное событие было абсолютно реальным.

Ежи Помяновичу было ровно пятьдесят лет (выглядел он гораздо моложе), из которых по крайней мере половину он прожил мучимый внутренними противоречиями, с которыми никак не мог справиться. Дело в том, что когда-то, когда Ежи было девятнадцать лет, он решил, что будет человеком порядочным. Порядочность была для него на первом месте.

Отец Помяновича был журналистом и, как все люди, принадлежащие к этой профессии в эпоху социализма, думал одно, говорил другое, а писал третье. Дома это принимало гротескную форму — когда три разные ипостаси Помяновича-старшего принимались выражать какую-то точку зрения. Хотя немало людей в то время имело похожие сложности, так оставим старика в покое.

В студенческие годы у Ежи был друг, поэт Юлиуш Здебский. Юлиуш был человек неоднозначный. С одной стороны, он казался вдохновенным творцом, которого не волновали проблемы обычных людей. С другой — ему были присущи многие черты типичного авантюриста из небольшого городка в предместье Варшавы, откуда он и был родом. Благодаря этому он считался лидером довольно многочисленной группы молодых университетских поэтов. Он мог пойти в любой клуб и чудесным образом организовать в его стенах проведение поэтического фестиваля. Ему даже удалось издавать маленькие сборники стихов, деньги на которые он умудрялся доставать в самых разных, часто совершенно далеких от поэзии организациях. Дружба с человеком, обладающим такими пробивными возможностями, была очень ценной, хотя его и недолюбливали, как любого, кто чересчур выделялся.

У Помяновича и Здебского была мечта — издание собственной газеты. Помянович хотел стать журналистом, а в перспективе главным редактором. Здебскому газета была нужна для того, чтобы публиковать стихи собственного сочинения и своих друзей. Мечты юношей так бы и остались мечтами, если бы однажды Помянович не познакомился с Юрчаком.

Юрчака отличали высокий рост и конкретность. В то время ему было двадцать пять лет, и он занимал ответственную должность в социалистической студенческой организации. Его философия успеха была чрезвычайно проста: нужно находить людей, которые будут делать то, что должен делать он. Люди будут удовлетворены, а Юрчаку достанутся лавры.

Той осенью Юрчаку позарез было нужно организовать студенческую газету. Подобные издания уже существовали в Кракове, Познани, Люблине, а в столице не было. Руководство Юрчака ждало от него действий. Поэтому когда он на какой-то вечеринке случайно познакомился с Помяновичем и тот спьяну поделился с ним своей мечтой, у Юрчака камень с сердца свалился.

Уже через два месяца в университете появился «Трансатлантик» — ежемесячник, выходивший раз в квартал или еще реже. Название придумал Здебский — так назывался его любимый роман Гомбровича, — хотя Юрчак всякий раз, когда напивался, заявлял, что речь идет о корабле, который поможет молодежи благополучно миновать рифы молодости и приплыть к спокойному океану социализма.

Помянович выполнял обязанности главного редактора, Здебский настоял на том, чтобы стать заведующим отделом культуры, материалы которого составляли больше половины объема газеты, а Юрчак принимал похвалы. Все были счастливы.

Описание судьбы «Трансатлантика», полной драматических коллизий, могло бы составить содержание романа. Не было в столице ни одного линотиписта, с которым бы Помянович не пил водки. Он носился по городу как сумасшедший, что-то без конца улаживал, организовывал, требовал, перекупал, менял, выпрашивал, и только благодаря этому очередные выпуски газеты появлялись на свет. А в то же самое время Здебский устраивал в редакционном кабинете легендарные встречи с участием многочисленных поэтесс и поэтов, за что его два раза хотели отчислить из университета.

Однако было бы ошибкой думать, что Здебский всего лишь паразитировал на неуемной деятельности Помяновича. На него была возложена крайне важная и деликатная миссия — общение с цензурой.

Обычно это входило в обязанности ответственного секретаря, но в «Трансатлантике» такой должности не имелось. Было решено, что Здебский в контактах с цензурой в случае чего прикинется дурачком, а если совершит промах, то его формально выкинут из редакции — и точка.

О том, что вытворял Здебский на встречах с цензорами, ходили легенды. Каждую простейшую вещь он объяснял им по нескольку раз. Как молитву, читал им стихи — свои и своих друзей, настаивая на том, чтобы те оценили их по достоинству. Он произносил длинные речи о трудном положении молодых литераторов. В конце концов Здебский так всех замучил, что представленные им материалы бегло просматривались, ставились печати, а его самого выпроваживали за дверь, хотя он и норовил вернуться, чтобы продекламировать какую-нибудь поэму. Благодаря наладившейся связи поэта с цензурой в «Трансатлантике» печатались тексты, которые нигде в другом месте не могли бы появиться. Газета приобрела репутацию смелого и бескомпромиссного издания, Помянович и Здебский купались в лучах славы.