Александр Егоров - Третья линия

— Левин, что-то понесло тебя, братец, — буркнул Облонский. — Сейчас не об этом речь.

— Да-да, простите, ради бога. — Левин покраснел и замолчал, уставившись на мохнатые носки.

— А я вообще дороги не помню, — сказал Стива. Он налил себе коньяк в хрустальный бокал и теперь задумчиво рассматривал через напиток огонь. — Мы с Долли просто сидели на берегу и разговаривали. Да, дорогая? Потом я вдруг понял, что не помню, как оказался здесь. Черт знает что! Он одним глотком осушил бокал и аккуратно поставил его на стол.

После полудня распогодилось. Высоко в бледно-голубом небе зависли легкие перистые облака, яркое солнце разбавило густую синеву моря, и теперь оно было таким, каким его любят изображать не слишком талантливые художники — слишком бирюзовым, чересчур чистым и очень спокойным. Туман же превратился в легкую голубоватую дымку, которая добавляла пейзажу акварельной легкости и прозрачности.

По берегу брели Анна с Облонским. Стива, засунув руки в карманы брюк, пинал мелкие камешки, угрюмо глядя под ноги. Анна крепко держала брата под руку, запрокинув голову и подставив лицо солнцу.

— Знаешь, дорогой мой братец, несмотря на все эти загадки, я рада, что оказалась здесь, — сказала она. — Тут так тихо.

— Вчера я думал, будет хороший шторм.

— Шторм, mon ami, не самое страшное, что может приключиться в жизни. А море — оно на то и море, чтобы штормить. Знаешь, только в пасмурную погоду море воспринимается как стихия. В солнечные дни — это лишь место для купания и прогулок на яхте. Нечто вроде большого бассейна. Оно выглядит жалким, как тигр в клетке. Тигр, в которого дети с веселым смехом тычут палками. А вот когда собирается шторм… Тогда море становится самим собой. С ним уже не поиграешь… Хмурое море — это отличное средство от мании величия. Только глядя на звездное небо и предштормовое море, ощущаешь себя тем, кто ты есть на самом деле, — букашкой с раздутым самомнением. Крошечной одинокой букашкой.

— Не споткнись, букашка.

— Следи, чтобы я не споткнулась. Хочу загореть, — все так же, подставляя лицо солнцу, ответила Анна. — Хочу быть похожей на испанскую крестьянку. Загорелой, полной жизни и огня.

— Много ты видела испанских крестьянок?

— Кажется, ни одной. Но ни к чему лапать мои фантазии. Скажи лучше, у тебя есть хоть какие-нибудь соображения насчет того, почему и как мы здесь оказались?

— Понятия не имею. И даже не могу представить, в каком направлении искать ответ.

— Интересно, есть здесь еще кто-нибудь, кроме нас четверых?

Облонский пожал плечами.

— Что тебе сказала Долли? — спросил он после паузы.

— Сказала, что простит тебя.

— Серьезно?

— Я серьезно. А она врет.

— Почему ты так думаешь?

— Видела ее глаза. С таким взглядом инквизиторы давали отпущение грехов еретикам, стоящим на бо-ольшой вязанке дров. При этом в одной руке у них была библия, в другой — факел. У инквизиторов, не у еретиков.

— Черт.

— На твоем месте я бы теперь пила только те коктейли, которые смешала сама. И не заплывала бы далеко в море.

— Слава богу, я не пью коктейли… Но… Ты серьезно думаешь, что она может предпринять что-нибудь эдакое? Анна взглянула, наконец, на Облонского: — Наша милая безропотная овечка Долли? Ох, овечка, доведенная до отчаяния, может сделать все что угодно. Глупости хватит. Но не бойся, мой распутный брат, я не дам тебя в обиду. Я знаю, как пасти овечек. — Она снова подставила лицо солнцу.

— Да нет, не может быть. Ты просто меня пугаешь, признайся. Ты…

— Тихо! — Анна дернула Облонского за рукав и остановилась, прислушиваясь.

— Что?

— Слышишь? — Она встревоженно огляделась.

— Ничего я не слышу. Ветер.

— Да нет, нет… Плачет кто-то.

Облонский наклонил голову, пытаясь расслышать плач, но ничего, кроме шума моря, не услышал.

— Показалось, — сказал он.

— Да нет же! Точно кто-то плачет. Только не могу понять, где… Эй! — крикнула она. — Кто здесь?

Плач раздался с новой силой, и теперь Облонский его услышал.

— Вроде бы там, — неуверенно сказал он, указывая на длинную гряду больших валунов, далеко вдававшуюся в море, вроде естественного волнореза. — За теми камнями.

— Пошли, посмотрим. — Анна потянула его за руку.

Чем ближе они подходили к камням, тем явственнее слышался плач. Плакала девушка.

— Вот она. — Анна показала на маленькую фигурку, сидевшую на одном из камней.

Они подошли ближе. Девушка, услышав их шаги, подняла голову.