Юрий Поляков - Гипсовый трубач

— А вы разве не едете на похороны? — тихо спросил соавтора писодей.

— Если успею…

— Может, лучше все рассказать жене президента?

— Бесполезно! Власть в России существует только для того, чтобы не пустовал Кремль. Кинжал надежнее! Или вы боитесь?

— Вовсе нет! — соврал зилот добра.

— Тогда вперед!

Кокотов вздохнул и глянул вверх, на пустой капельмейстерский балкончик, где он впервые увидел Обоярову в белой дизайнерской ветровке, похожей на черкеску с газырями, и ему стало до слез обидно, что Наталья Павловна не увидит его кинжальную отвагу. Вызывало досаду, но легкую, и отсутствие вероломной Вероники: ей бы не помешало посмотреть, кого она бросила ради старого змееведа.

— Я обещал вам справедливость? — громовым голосом спросил Жарынин собравшихся.

— Да! Да! Много раз! — ответили старики.

— Тогда — за мной!

— Дмитрий Антонович! — захныкал Аркадий Петрович. — Ну хватит уже… Успокойтесь!

— Последний дубль!

На улице было солнечно и прохладно. В воздухе веяло той осенней томительной прелью, которая наполняет сердце невнятной грустью ожидания. Парк окрасился всеми цветами весело гибнущей листвы. Черные липы и белые березы проступали с прощальной, режущей глаза отчетливостью. Вдали виднелся купол дальней беседки, напоминая писодею о тайне женской благосклонности, так и не разгаданной им при жизни. Желтые листья, оторвавшись от веток, летели, трепеща, по чистому воздуху, точно бабочки-лимонницы. Мемориальные таблички на исторических скамейках сверкали золотыми зеркалами.

Возле Агдамыча, двигавшего метлой с невозмутимостью метронома, вился Жуков-Хаит. Он пребывал в буйной семитической фазе и молол, размахивая руками, что-то ниспровергательное. Увидев соавторов, Федор Абрамович хотел броситься к ним с вестью, но тут из-под арки ворвался на стоянку черный джип. Щелкнув, открылись одновременно все дверцы: сначала из машины как по команде выскочили четыре охранника в куртках-косухах, а затем величаво вышел сам Ибрагимбыков. Все пятеро выстроились шеренгой и грозно двинулись, напоминая психическую атаку каппелевцев из фильма «Чапаев». Супостат в развевающемся кожаном плаще для полного сходства еще и закурил. Агдамыч так и застыл с отведенной метлой, за ним притаился Жуков-Хаит. Ветераны, все Огуревичи и подоспевшие бухгалтерши, сгрудились у балюстрады и сначала громко возмутились наглостью рейдеров, но по мере их приближения испуганно притихли. Жарынин, не сводя глаз с захватчиков, незаметно передал Кокотову трость и крепко взял его под локоть. Они медленно начали спускаться по ступеням и встретились с врагами на середине лестницы. Ибрагимбыков на сей раз был без темных очков, и Андрея Львовича удивили его виноватые светлые глаза. Охрана вблизи тоже выглядела совершенно не воинственно, у всех четверых были слишком тонкие для костоломов лица, а один казался почти подростком. Но осмыслить все эти несообразности писодей уже не мог, он думал только о том, как половчее выхватить кинжал.

Башибузук улыбнулся чистыми зубами и сказал без акцента:

— Здравствуйте! Нам надо объясниться.

— Неужели? — с вызовом ответил игровод.

— Мы не хотели… Мы очень уважали Веру Витольдовну. Это была великая актриса…

— Вы даже знаете, как ее звали? — скривился Жарынин.

— Конечно!

— О, у вас в сакле есть радио!

— Вы не понимаете…

— Я?! Не понимаю?! Это бесчестно, милостивый государь! — вскричал режиссер, толкая соавтора в бок.

Но Кокотов как зачарованный смотрел на бандита, на его тонкое восточное лицо, на раннюю благородную седину в смоляных волосах, на белую рубашку с расстегнувшейся пуговкой — между разошедшимися бортами виднелся дышащий волосатый животик.

«Красивый мужчина!» — подумал он голосом Натальи Павловны и погладил потными пальцами рукоять клинка.

— Послушайте, Дмитрий Антонович, я с Кавказа, у нас словами «честь» и «бесчестье» не бросаются! — начал раздражаться Ибрагимбыков, и у него снова появился легкий южный акцент.

— Повторяю: это бесчестно, милостивый государь! Повторяю! — прорычал Жарынин, страшно косясь на соавтора.

— Выбирайте слова!

— Бесчестно!

Но Андреем Львовичем овладело странное вязкое бессилие. Такое случается иногда, если нужно, например, встать очень рано, чтобы не опоздать, скажем, на самолет. И вот уже давно прозвенел будильник, времени на сборы почти не осталось, а ты все лежишь и лежишь, не в силах подняться из теплой постели, и кто-то внутренний шепчет тебе сладко-сладко: «Ну еще минуточку! Ну еще одну секунду!»