Юрий Поляков - Гипсовый трубач

Кокотов несколько раз перечитал месседж, поцеловал «Моторолу», а потом долго лежал в мечтательной прострации. Сердце, словно маятник, ухая, качалось, то попадая в тень болезненного отчаянья, то вырываясь в свет любовного трепета. Из этого странного состояния его вывел тихий плач брошенки Сольвейг.

— Ну. Ты. Как? — спросила Валюшкина.

— Нормально.

— Извини. Сегодня. Не приеду.

— Работаешь?

— Угу. У тебя. Есть. Загранпаспорт?

— Есть… — удивился писодей.

— Мой. Кончился. Оформляю.

— Командировка?

— Пожалуй… Держись! Целую.

Писодей выправил себе паспорт, чтобы съездить в тур «Милан — Флоренция — Венеция», но в последний момент пожалел денег — жаба задушила. Сердце снова качнулось в тень, и он затомился оттого, что никогда теперь не увидит Италию, что Нинка, в отличие от Натальи Павловны, уже избегает встреч с раковым больным, что все это страшно несправедливо, но абсолютная ерунда по сравнению со скорым исчезновением. Потом ему пришла в голову странная мысль: а вдруг рай — это такая туристическая фирма? Она отправляет праведников в лучшие отели у моря, в горах, у минеральных источников, снаряжает экскурсии к пирамидам, в Кижи, по замкам Луары, в Венецию… Мест отдыха и достопримечательностей в мире столько, что хватит до Страшного суда. А как быть с грешниками? Очень просто. Они будут скитаться по тюрьмам, колониям, лагерям. Мест заключения на планете еще больше — столько, что не управишься до трубы архангела…

В этот момент, деликатно постучавшись, в комнату зашел Жарынин, но сразу скрылся в санузле и возился там несколько минут. Андрей Львович даже засердился: мол, отправляясь к больному, мог бы воспользоваться и собственными удобствами. Потом стало смешно, что в последние дни уходящей жизни его волнуют такие пустяки. Игровод наконец вышел из туалета, присел к соавтору, пощупал лоб, пожевал губами, покачал головой. Писодей ощутил себя школьником, простудившимся на катке. Светлана Егоровна тоже щупала лоб, жевала губами и качала головой. Некоторое время Дмитрий Антонович молча сидел у изголовья, потом спросил:

— Ну, не надумали?

— Нет…

— Зря…

— Кто вас просил рассказывать Наталье Павловне про мою болезнь? — со скрипучим неудовольствием проговорил Кокотов, хотя в душе был благодарен режиссеру.

— Зачем вы так с ней?

— Как?

— Вы бы ее видели! Регина с Валькой даже испугались, валокордином отпаивали. Что вы с ней сделали? Решили напоследок оторваться?

— А она что сказала?

— Она не могла говорить из-за рыданий. Колитесь!

— Я… я… Я не открыл ей дверь.

— Что? Ну вы и садист! Теперь я понимаю, почему утром она уехала с вещами…

— С вещами?

— Да. Агдамыч грузить помогал. Столько сумок и картонок! Знаете, я читал, в египетских гробницах у фараоних археологи находят разного барахла гораздо больше, чем у самих фараонов. Правда, забавно?

— Забавно, — буркнул автор «Преданных объятий» и отвернулся, раненный бестактностью.

— …Когда я рассказал ей про ваш… диагноз, она сначала не поверила, потом заплакала и улыбнулась.

— Улыбнулась?

— Конечно! Поняла, что вы не открыли дверь по болезни, а не из-за другой женщины.

— Что?! — вскричал Кокотов: такая простая мысль ему даже не пришла в голову. — Из-за другой?

— Конечно! Она же думала, у вас в номере Нина Владимировна!

— Откуда она узнала про Валюшкину? Надеюсь, вы…

— Не надейтесь…

— Зачем?

— Коллега, любовницы должны знать друг друга. Так проще и честнее. Берите пример с меня! Она все поняла и простила. Но, думаю, Лапузина больше к вам не приедет.

— Уже едет! — торжественно бросил писодей, откидываясь на подушке и закладывая руки за голову.

— Не обольщайтесь! Хотите пари?

— На что спорим?

— На удар кинжала.

— Опять вы за свое! Лучше расскажите, что новенького?

— С Ласунской проблемы…

Оказалось, весть о кончине великой актрисы мгновенно облетела все театральное сообщество. Организацией похорон занялся Союз служителей сцены во главе с народным артистом Борей Жменем, которому блестяще удавались роли мужчин, переодетых фривольными женщинами, чего не скажешь о руководстве такой хитрой организацией, как ССС. Третий загородный дом, воздвигаемый Борей на Нуворишском шоссе, серьезно подорвал финансовые возможности союза. По этой уважительной причине президиум постановил: за давностью заслуг, а также из экономии похоронить усопшую с тихим почетом в том же колумбарии, где теснится прах прочих умерших насельников «Ипокренина». А это значит — засунуть без лишних расходов урну с пеплом в нишу, похожую на ячейку автоматической камеры хранения, и прикрыть мраморной досточкой размером со школьную тетрадку. Дешево и сердито! Все проголосовали «за».