Юрий Поляков - Гипсовый трубач

— Он уже не боится спутника-шпиона? — сладко уточнил писодей.

— Не перебивайте! С первыми лучами он встал, сделал зарядку, а на «рыбалку» с саперной лопаткой отправился, когда небо затянуло тучами. Не успел бывалый разведчик вынуть контейнер из прибрежного тайника, как его окружили. Старый боец мужественно и метко отстреливался, и, раненый, успел по мобильнику предупредить Юлю об опасности. Истекая кровью, он разбил рукояткой ТТ ампулы и высыпал минималон в мутные подмосковные воды. Долго еще потом окрестные рыболовы таскали из Переплюйки окуней размером с тунца и вьюнов длиной с анаконду. Последний патрон мужественный грушник оставил себе. Пойдемте в номера — я соскучился по никотинчику…

Когда соавторы выходили из столовой, режиссера окликнул завтракавший в одиночестве Проценко.

— Дмитрий Антонович, когда привезут обед из ресторана?

— В два.

— А кто?

— Коля.

— Очень мило! Я бы хотел прокатиться в Загорск.

— Когда подать машину! — с готовностью диспетчера спросил игровод.

— Э-э… После обеда…

— Будет сделано, Георгий Кириллович! — щелкнул каблуками Жарынин и шепнул Кокотову: — После победы я посажу этого старого обжору на собачий корм!

Жарынин с наслаждением курил. Он развалился в кресле и, шевеля влажными губами, пускал затейливые дымы с китайскими завитушками. А писодей, прижавшись лбом к окну, смотрел на пустую стоянку и мечтал о том, что вот сейчас из-под арки выскочит красный «Крайслер», лихо затормозит, откроется дверца, и выйдет Наталья Павловна — в своей замечательной мушкетерской курточке, ботфортиках со шпорками и тугих джинсах, отделанных искусственной зеброй. Она, конечно, заметит в окне Кокотова и весело помашет ему рукой…

Андрей Львович почему-то вспомнил, как в детстве ждал Светлану Егоровну, приезжавшую к нему в пионерский лагерь раз в неделю по воскресеньям. Он караулил у ворот, просунув личико между железных прутьев, неотрывно глядел на пыльный проселок, извивавшийся через изумрудно-розовое поле. От далекой платформы «Востряково», скрытой березовым перелеском, медленно и беззвучно отползала зеленая, будто гусеница, электричка, а это означало, что на холмике минут через пять появится стайка родителей. Перекладывая из руки в руку тяжелые сумки, они двинутся по разъезженной грунтовке к лагерю. Издалека фигурки казались крошечными, лиц не разобрать, но Кокотов без ошибки угадывал среди них мать.

Если ее не было, он дожидался следующей электрички, следующей, следующей… Наконец появлялась она, и сладкий комок родственного счастья подступал к горлу. На территорию лагеря посторонних пускали один раз в смену, в родительский день. В остальное время для свиданий предназначалась длинная скамейка у ворот. Бывало, на ней устраивались сразу по пять-шесть родителей, закармливая своих чад вкусностями, которые в обычной городской жизни приходилось выпрашивать. Когда Светлана Егоровна садилась с сыном на скамью, он, скрывая душивший его восторг, хмуро пил из банки густой сироп сахарной клубники, а через полчаса начинал уже томиться присутствием матери и рваться к друзьям. Но стоило ей уехать, в сердце открывалась язвочка, которая к следующему воскресенью превращалась в рану тоскливого ожидания. Поначалу Кокотов к воротам не ходил, занимаясь важными детскими делами: гонял мяч, склеивал в судомодельном кружке крейсер «Аврора», ловил кузнечиков или лягушек, чтобы в тихий час подбросить девчонкам в спальню. Но среди пионеров водилась недобрая шутка: кто-нибудь подбегал и радостно сообщал: «А к тебе приехали!» И обманутый во весь дух мчался, чтобы увидеть пустой проселок или чужих родителей, раскладывающих на лавке гостинцы. Кокотов плакал от обиды, клялся, что никогда больше не будет таким доверчивым, но снова и снова попадался, бежал, летел, спотыкаясь, теряя сердце, к воротам. Постепенно будущий писодей включился в жестокую игру и даже достиг совершенства. «А к тебе приехали!» — говорил он нехотя, словно завидуя счастливцу. Редко кто догадывался. Сам же Андрюша по воскресеньям, не дожидаясь обмана, с утра шел к воротам и ждал, ждал, просунув личико между железными прутьями…

— Опаздывает? — участливо спросил Жарынин.

— Кто?

— Господи, как мне надоел этот влюбленный пингвин! Кокотов, вы совершаете ошибку.

— Какую?

— Обычную. Не хотите жениться на Валентине — не надо. Берите эту вашу банкиршу. Говорит она, конечно, как андроид, но женщина вроде приличная. Поймите же, глупец, Лапузина — не ваш размер.