Юрий Поляков - Гипсовый трубач

Глядя себе под ноги, он отрывисто говорил по мобильному телефону, совершенно незаметному в ладони, поэтому казалось, что незнакомец просто зажимает рукой заболевшее ухо. По четырем сторонам от него, образуя каре, шагали, старательно озираясь, плечистые восточные парни в черных костюмах и строгих галстуках.

— Кто это? — испуганно спросил Андрей Львович.

— Это Ибрагимбыков, — не сразу ответил Жарынин, мрачно наблюдая за тем, как странные люди садятся в огромный джип.

— А что им здесь нужно?

— Всё!

— Как это?

— Рейдеры…

Ветераны, дождавшись, когда «Лексус», взметая палые листья, скроется из виду, подбрели к режиссеру. Он молча пожал каждому руку с той подчеркнутой серьезностью, с какой взрослые обычно обмениваются рукопожатиями с незрелыми детьми.

— Дмитрий Антонович, вы нам поможете? — тихо спросил старичок, одетый в темно-синий пиджак с орденскими планками, но обутый при этом в шлепанцы. Он обнимал за талию бодрую старушку гимнастического телосложения.

— Конечно! Этот Ибрагимбыков у нас быстро в ящик сыграет! — весело ответил режиссер.

Старческая общественность, дребезжа, засмеялась, и громче всех хохотал орденоносец в тапках, особенно польщенный непонятным Андрею Львовичу смыслом шутки. Оставив своих ветхих друзей в хорошем настроении, Жарынин повел Кокотова в дом — и они очутились в холле, показавшемся после утренней улицы темным и мрачным. Направо уходил коридор, а впереди возвышалась, образуя трапецию, двускатная мраморная лестница. Вершиной трапеции служил небольшой полукруглый балкончик. На нем, наверное, во времена балов и детских праздников извивался капельмейстер, повелевая оркестриком. Теперь же там стояли кадочная пальма и пара кожаных кресел. В одном из них сидела молодая женщина и смотрела в полукруглое окно, полное грустной осенней синевы.

В глубине, под лестницей, обнаружилась обитая черным дерматином дверь, явно не предусмотренная архитектором, а возникшая позже — по хозяйственной необходимости. Имелась и золотая табличка:

Возле двери топтался растерянный лысый толстяк в полосатом двубортном костюме. Его румяное лицо с мускулистыми, как у саксофониста щеками выражало неполное отчаянье. Такое бывает, если человек уже обнаружил отсутствие бумажника в привычном кармане, но пока еще не потерял надежды, что просто переложил его в другое место. Увидав вошедших, он мученически улыбнулся и шагнул навстречу:

— Наконец-то, Дмитрий Антонович, наконец-то!

— Ну, здравствуй, здравствуй, старый жучила! Рад тебя видеть!

Они обнялись и трижды бесконтактно поцеловались, трогательно сблизив лысины. При этом толстяк успел доброй улыбкой и косвенным взглядом оповестить Кокотова, что «жучила» — это просто ласковое, даже дружеское преувеличение, никакого отношения к характеру его деятельности не имеющее.

— Аркадий Петрович, директор этого богоспасаемого заведения! — представил Жарынин незнакомца. — А это — Андрей Львович Кокотов, писатель прустовской школы.

— Ну уж… — смутился автор «Полыньи счастья».

— Ну как же, как же! — воскликнул Огуревич с таким видом, будто без книг Кокотова и в постель-то никогда не ложился. — Очень рад!

Рукопожатие у директора оказалось мягкое, теплое и словно бы засасывающее.

— Ибрагимбыков сейчас от вас вышел? — строго спросил Жарынин.

— От меня.

— Ну и что хотел этот башибузук?

— Требовал, чтобы мы забрали встречный иск. Мы же судимся…

— А вы?

— Выгнал его вон! — гордо ответил Аркадий Петрович.

— Неужели? — недоверчиво прищурился Жарынин. — Странный он какой-то… рейдер!

— Ах, боже мой, я ведь на том и попался. Сначала Руслан Отарович произвел на меня прекрасное впечатление. Я даже рекомендовал его Меделянскому.

— Гелию Захаровичу? Как он?

— Судится. Горькая старость, хотя и не без удовольствий…

— Вы бы рассказали поподробнее, что тут у вас происходит!

— Непременно… Обязательно. Очень надеюсь на вашу помощь! — молитвенно сложил руки директор. — Вы пока устраивайтесь, а потом ко мне, как обычно, на коньячок…

Кокотов, скучая, огляделся. Стена напротив лестницы вся почти состояла из высоких, от пола до потолка окон. Старинные переплеты казались сделанными из гипса — столько раз их красили и перекрашивали. Потолок был лепной, а увешанные хрустальными штучками бронзовые ветви люстры покрылись благородной зеленью. Откуда-то потянуло питательным воздухом — и в желудке Кокотова просительно заурчало. В этот миг он заметил, как женщина на капельдинерском балкончике поспешно встала из кресла, оперлась о низкие перила и внимательно прислушивается к разговору. Это была модно остриженная светловолосая дама, одетая в обтягивающие серые вельветовые джинсы и белую ветровку, явно дизайнерскую, похожую на черкеску с газырями. На ее плече висел небольшой крокодиловый портфель.