Эльчин Сафарли - Тысяча и две ночи. Наши на Востоке (сборник)

— Иногда ночами меня душит такое внутреннее волнение, что я выбегаю на пустынную улицу и быстрым шагом иду туда, где надеюсь обрести спокойствие. Хотя бы на одну ночь. Хватаю куртку, сую ноги в старые кроссовки с салатовыми шнурками, забегаю в лифт, умоляя его побыстрее выплюнуть меня в свободу. На волю! Под звездный купол, где легче дышать, подальше от бетонных стен замкнутых пространств. На воздух, нужен воздух! Прохладный, безграничный, наполненный морской свежестью…

Я стою у подъезда, жадно вдыхаю, как рыба на берегу, а потом, набросив капюшон на половину лица, выдвигаюсь в ночь. Иду мимо редких прохожих, они и не замечают меня. Странно! Я так громко кричу, я уже осип, а они не слышат. Кричу о своей боли, выражаю ее каждым жестом, не надеясь быть понятым.

Признаться, я совсем не такой сильный, как кажусь. Могу и поплакать, посмеяться над собой и снова поплакать. Пролитое молоко не вернуть. Все ушло, детка, а завтра — the first day of new life. Der erste tag meines neuen lebens. Немецкий мне больше нравится — своей категоричностью…

Интересно, что мне мешает быть искренним с людьми? Не знаю. То ли я заигрался в успех. То ли боль слишком укоренилась, стала повседневной. Вот подумай, зачем рассказывать о том, как тебе хреново, если тебе хреново всегда?! Ну поделился, ну поплакал, все равно на следующий день вычищенное высказанностью внутреннее пространство заново заполнится тревогами, неуверенностью и всем тем, что перегружает дыхательные пути. Поэтому свое дерьмо я предпочитаю носить в себе, не сотрясать воздух обличающим пафосом. Тем более сейчас, когда модно быть позитивным…

Поход в никуда по ночному городу сейчас самое лучшее обезболивающее. Безвредное для окружающих, полезное для меня. Люди все надежды возлагают на время — самого маститого лекаря. Я тоже хочу стать его пациентом. Ничто так не забирает прошлое, как будущее, ничто так не прогоняет тьму, как свет… Вот бы хоть иногда сильнейший не тупо и инстинктивно побеждал, а складывал оружие. Например, из уважения к сопернику. Такое возможно, а?

— Он был первым и последним мужчиной, которого брал я. Салих настолько сильно возбуждал меня, что с ним готов был быть кем и как угодно. До сих пор не встречал такой мужественной внешности. Волосатый брюнет с телом античного бога, жгучим взглядом, безумно красивыми руками в выпуклых венах, крепкой попой, тягучим голосом с хрипотцой.

Он даже не занимался спортом, не ухаживал за собой, не создавал никакой лживой видимости. Ему от природы было суждено стать мачо, однако все получилось в точности наоборот. На самом деле под этой брутальной внешностью таилось нутро бесповоротно пассивного гея, мечтающего быть отодранным в сортире сразу несколькими мужиками. Я смотрел на Салиха, подкладывающего мне свой зад, с трудом сдерживая смех. Забавляли даже не его похотливые речи, а явный диссонанс внешности и сути.

Ну не встречал я еще пассивного гея, который не выдавал бы себя ни внешностью, ни повадками. Салих был воплощением идеального восточного мужика: ненасытного самца, отважного завоевателя, гордости всей семьи. Он настолько умело прятал свою подчиненную сущность, что ни один человек на земле не сказал бы, что этот бравый джигит со мной превращался в мокрую сучку, обожающую имитировать грубое изнасилование.

Я просил Салиха стать активом. У него не получалось — обмякал моментально. Представляешь, он воспринимал меня властным мужиком! Честно скажу, я не особо расстраивался, хоть и секс с Салихом давался мне с трудом. Все-таки я от волос до кончиков ногтей был пассивом, «переквалифицироваться» соглашался только от большой тяги к Салиху. Сама возможность ласкать такое мужественное тело являлась высшим удовольствием…

Все уважали Салиха. Как же иначе?! Первый внук старейшины деревни Ферита, самый успевающий ученик местной школы, отменный наездник, почитатель религиозных обрядов. Отец Салиха дружил с моим отцом с детства, они вместе учились в школе, даже женились в один день. Так что семья Салиха часто захаживала к нам. Приходили с гостинцами — бараньей вырезкой, домашними заготовками или молочным продуктами. Знали: мы нуждаемся, и таким, не ущемляющим ничью честь образом оказывали помощь.

Отец радовался, что Салих общается со мной. «Вот он сделает из тебя мужика. Ты посмотри, какой он крепкий, волевой, мудрый не по возрасту». Я отмалчивался и ухмылялся. Слышал ты бы, как этот «крепыш» кряхтит, когда твой сыночек надирает ему зад. Словно курица, которую топчет петух…