Олег Рой - Письма из прошлого

В той трагедии, которая произошла с ним десять лет назад, его любовница, надо отдать ей должное, показала себя с самой лучшей стороны. Узнав, что с Дмитрием и его семьей случилось несчастье, она бросила все, примчалась к нему за сотни километров и совершила нечто сродни подвигу, выхаживая его, возвращая к жизни, помогая преодолеть последствия шока и решая за него все проблемы. Дима до сих пор не в полном объеме представлял, сколько она сделала для него: она ведь была сиделкой у его постели, а потом перевезла в свой неврологический центр. Полина напрочь отказывалась говорить о том, каких трудов ей это стоило. Он мог лишь догадываться, что именно ее стараниями для него свелись к минимуму все проблемы с законом. Полина даже сумела добиться, чтобы суд над ним состоялся не в Саратове, а в Челябинске, и наняла хорошего адвоката. Суд Дмитрий помнил смутно, он в то время еще не пришел в себя от стресса и проходил курс лечения, но в памяти твердо закрепилось одно: его признали невиновным. И произошло это именно благодаря Полине. Да, она безмерно любила его и доказала это на деле. И Дима был столь же безмерно благодарен ей за это. Но оставаться на всю жизнь с женщиной, к которой он не испытывал ничего, кроме благодарности, и строить отношения на одних только чувствах долга и вины Дима не хотел. Никак не хотел. Это было бы ужасно для него самого и нечестно по отношению к Полине. Дмитрия и раньше настораживала в ней эта упрямая настойчивость, жажда во что бы то ни стало завоевать его, несмотря ни на что. Полина умело скрывала свои мотивы, но Дмитрий все равно о них догадывался. И теперь понимал: она добилась своего, он сделался по гроб жизни обязанным ей. Не исключено, что в обществе Полины он уже никогда не сможет почувствовать себя свободно, а всегда будет ощущать себя должником, какой-то неполноценной личностью. И чем дольше будет продолжаться их общение, тем больше он увязнет в психологических проблемах и комплексах. И выход тут мог быть только один — как можно скорее освободиться.

Он долго размышлял, как лучше поступить, и в конце концов выбрал правильный, как потом оказалось, путь. Не стал ни о чем разговаривать с Полиной, что-то объяснять ей, аргументировать, почему не намерен оставаться с ней дальше. Просто терпеливо ждал, когда, наконец, сможет выйти на волю из этой тюрьмы. Удобной, красивой и комфортабельной, но тюрьмы. А тем временем в спокойном режиме проходил курс реабилитации, занимался аутотренингом и всем прочим, что помогало ему восстановиться. Это было даже по-своему забавно — проверить на себе те средства и техники, многие из которых он сам использовал на практике, когда работал с людьми, пережившими посттравматический синдром или пытающимися избавиться от алкогольной зависимости. Этакая смена ролей: был врачом — стал пациентом. А поскольку профессиональные знания сильно помогали ему, реабилитация действительно шла успешно. Все то время, пока длилась «вторая фаза лечения» (первой фазой Дмитрий называл для себя период, который плохо помнил, поскольку сначала восстанавливался после черепно-мозговой травмы, а потом — после стресса, вызванного сообщением о смерти семьи, и убойного курса транквилизаторов, который ему тогда вкатили), Дима пытался наблюдать за собой как бы со стороны. И в целом остался доволен результатами. Единственное, что его несколько удивляло, — это некоторое эмоциональное отупение, которое с тех пор не покидало его. Впрочем, он и раньше-то не был слишком эмоциональным человеком, все тесты на темперамент всегда однозначно диагностировали его как флегматика.

После нескольких месяцев, проведенных в «Лесной поляне», Полина, наконец, решила, что он полностью здоров. Чтобы убедить ее в этом, Дима даже восстановил с ней интимные отношения, хотя особого желания заниматься сексом ни с Полиной, ни с кем-то еще у него не возникало. Он хотел лишь одного — покинуть неврологический центр. И как только Полина предложила после выписки поселиться у нее, охотно согласился. Провел ночь в ее знакомой до мелочей квартире с видом на Пушкинский парк, а утром, когда Полина уехала на работу, написал на стикере «Извини, но так будет лучше», наклеил бумажку на зеркало в прихожей, забрал свои вещи и документы и навсегда покинул ее дом.

Первое, что сделал Дима, — даже не заходя домой, отправился в риелторскую фирму и начал переговоры о продаже квартиры. Спасибо покойным родителям, жилье у него было очень хорошее — конечно, не псевдоевропейский коттедж с псевдояпонским же садом, из тех, которые в последние лет десять стали строить себе в пригороде «новые русские», но просторная трехкомнатная квартира улучшенной планировки в центре, в доме на Кировке, считавшемся накануне перестройки одним из лучших в городе. Покупатели на квартиру нашлись сразу, и даже удалось почти не потерять в деньгах, что обычно всегда случается, когда стараешься продать что-нибудь побыстрее. С дачей пришлось повозиться чуть дольше, но и эта сделка оказалась не такой хлопотной и волокитной, как опасался Дима. Пока оформлялись документы, Дима жил у холостого приятеля. Во-первых, просто не находил в себе сил переступить порог квартиры, где все напоминало о жене и дочке, а во-вторых, опасался, что Полина станет его искать, а видеть ее Дмитрию совершенно не хотелось. Ради этого он даже решил не восстанавливать старый номер пострадавшего в аварии мобильного телефона, а завел новую сим-карту.