Ольга Эрлер - Я и мои (бывшие) подруги

А в европейской сказке о заколдованном в лягушку принце все наоборот. Там принцесса с характером, можно сказать, эмансипированная — знает себе цену, не то что наши безропотные Аленушки, Марьюшки или Василисы. По «сценарию» сказки европейская принцесса должна была ублажать урода-лягушку (заколдованного принца) с ужасным характером и непомерными требованиями. Потом он ее все же довел, и принцесса швырнула вредного лягушонка в стену. Этим проявлением норова девушка невольно расколдовала земноводное, и он превратился в хорошего принца. Ну и потом, как водится в сказках, они друг друга полюбили, прожили счастливо долгую жизнь и умерли в один день. (Это чтоб старцу-принцу не надо было новую искать! Вспомните начало книжки.) А мораль в этой сказке очень интересная: чтобы найти настоящего принца, то есть подходящего для жизни приличного человека, надо размазать по стенке не одного и не двух гадких лягушат.

Вдумайтесь в эту умную мысль. Разве не так? С первого раза вообще редко что удается. Это печально, но факт. Первый блин — комом. Первые пельмени больше похожи на галушки, первый пирог — на мокрую резину. И первый брак, как правило, тоже — брак.

И еще на одну мысль обращаю ваше внимание.

Пока принцесска не запустила лягушонка в стену, он над ней измывался. А как понял, что она может за себя постоять, так у него совесть-то и проснулась. Так стоит ли ублажать и терпеть хамство «принцев», ехидненько сидящих у вас на шее?

Видите, какое отличие в психологии европейской принцессы и, хотя бы, нашей Аленушки? Вспомните сказку про Морозко. Он нет, чтоб молча заморозить бедняжку, — еще и ожидает от нее притворного кайфа уже упомянутой выше скромности и ложно понятого смирения. Мол, тепло ль тебе, девушка? А она ему в ответ безропотно-мазохистское: «тепло, тепло, батюшка». А мы такими образами восхищаемся и прививаем своим детям сомнительные идеалы, как нам — наши мамы.

А потом многие из нас лучшие годы своей жизни отдают первым встречным паренькам, тем, кто уступает им практически во всех отношениях и превращает их жизнь в вечную борьбу за собственное достоинство.

Кстати, в той стране, где я живу, конечно же, есть конституция. Так вот, самая первая и главная ее статья состоит из трех слов и звучит следующим образом: «Человеческое достоинство неприкосновенно». Все. Я не знаю современной Российской конституции, но по школе помню советскую. Там долго и нудно говорилось о направляющей и руководящей роли партии. Иногда имеет смысл внимательно почитать не только сказки, но и конституции.

Но вернемся в то святое время, когда нами руководила партия, мы сами были молоды, влюблены и замужем в первый раз.

Ира переехала в Москву и вышла замуж за героя своего короткого романа. Ее первая дочь на девять месяцев старше моей. Это я почему-то запомнила. Ира, как опытная мать, еще учила меня по телефону, что сейчас «отказались от плотного пеленания» (от этого садизма над детьми). С Ирой случилось то, что так неприятно поражает всех, кто до конца дочитывает гениальную «Войну и мир» и наблюдает метаморфозу прелестной Наташи Ростовой.

Напомню, она превратилась в самку. То же самое в какой-то мере произошло и с Ирой.

С этим превращением помучилась не только я, лучшая подруга, но и все, знавшие Иру по школе. Никто не ожидал от нее такого развития — эволюция в домашнюю хозяйку и мать троих детей. В наше время это казалось крайне непривычно. Все женщины тогда работали, сидеть дома считалось тунеядством. Обычно заводили в лучшем случае двоих детей — одного по незнанию и неопытности, другого, чтобы первому не было скучно. Иметь троих считалось большой редкостью. По статистике и сейчас на семью в среднем приходится полтора ребенка, то есть в некоторых — по одному, в других — по два. Хотя, конечно, всегда существовали женщины, мечтавшие о бытии матери многочисленных детей и стремившиеся только к такой судьбе. Мы все — разные, и каждому — свое. У людей индивидуальные представления о счастье, и слава Богу, что это так. Главное, чтобы они достигли своего счастья. Но в Ире ничего не предвещало подобного развития личности и интересов. Больше всего поражало ее полнейшее растворение в этих интересах — в быте и детях. Казалось странным, что человек, имевший разносторонние задатки, так много самобытных черт личности, вдруг добровольно превращается в квочку с выводком цыпляток и даже не мечтает о другой судьбе, нисколько не страдает от столь односторонней жизни. Даже наоборот — именно ее одну и желает!