Николай Коняев: Дальний приход (сборник)

Становилось прохладно, и палуба опустела.

Я сидел в шезлонге на корме и, кутаясь в куртку, читал книгу о Житии и чудесах преподобного Александра Свирского…

«И тотчас слышит весьма сильным голосом сказанные слова: «Се Господь грядет и Рождшая Его». Преподобный поспешил выйти в сени своей келии, где его осиял великий свет… Преподобный, увидев это чудное видение, объятый страхом и ужасом, пал лицем на землю, так как не мог видеть сияние этого невыразимого света…»

Отложив книгу, я задумался, разглядывая сероватую озерную воду. Все, о чем я читал, происходило в здешней местности… Какая-то дивная пустынность была в ладожской воде…

Должно быть, вот так же смотрели на эту воду валаамские отшельники или рыбаки, которые сподобились узреть в небе над Ладогой свет Чудотворной иконы Тихвинской Божией Матери, плывущей по воздуху…

Впрочем, тускловато-пустынной вода была вдали, а ближе к теплоходу она переливалась всполохами судовых огней, и тускловатое свечение ее напоминало мерцание телевизионного экрана, когда передачи уже закончились, а телевизор еще не выключили.

Теплоход наш засыпал.

Стихла музыка. Гасли огни в каютах…

Пока я читал, какая-то компания расположилась по соседству со мною. Кто там, за высокими спинками шезлонгов, я рассмотреть не мог, но голоса различал в наступающей тишине совершенно отчетливо.

Говорили о том же, о чем думал сейчас и я. О вере в Бога, о тех путях, которыми приходит человек к этой вере.

— Сов ок я был тогда самый натуральный… — негромко звучал мужской голос. — Справедливости хотел, устроенности… А потом — армия… И, слава Богу, скажу вам, что залетел… Армия к смирению человека приучает, все нутро его ему же самому и показывает. Отношения там простые, и сразу яснее в голове становится. Лишнее отваливается… Некоторые считают, что армия человека калечит, а я считаю, что лечит. Мужчиной там становишься, ответственность в тебе появляется… Лично мне армия сильно помогла. А когда вернулся, снова гражданка засасывать стала. Пить начал… Запоями пил! Что творил тогда, и вспоминать не хочется. Это ведь и не пьяный человек творит, а бес пьянства, который сидит в человеке. Чего уж вспоминать тут. Ну и вольты пошли, конечно… Голоса слышать стал… С похмелья чувствительность так, бывало, повышается, что из дома выйти страшно. Один раз три дня на диване лежал. Не ел, не пил, не курил. Достоевского читал и все думал, зачем живу… Такое вот очищение сам себе устроил. А когда очищаешься так, я уже знал это, как будто третий глаз в тебе открывается и все невидимое — видишь. В общем, вышел я на улицу, а бесы там, как старушки у подъезда на скамеечке, сидят. Ждут, когда я приму дозу, приду в обычное состояние, чтобы назад в меня забраться. Я их сразу узнал. Сидят и разговаривают. «Этот наш»… «Наш… Наш…». Упал я тогда на колени прямо в грязь у подъезда.

— Господи! — взываю. — Ты есть, Господи?!

Ужасно я тогда испугался.

А про бесов я многое рассказать могу. Есть бесы чревоугодия — это гады, по земле ползающие. А есть, которые летают. Иногда во все небо летит, такой огромный. И такие сильные бывают, что один, а весь земной шар может перевернуть. Человеку бесполезно даже и пытаться сопротивляться такому. Без Божией помощи ничего у него не получится…

Мужчина замолчал.

Убаюкивающе журчала за кормой разбуженная вода. Палуба чуть дрожала от гула моторов. Бездельный ветерок гонял по палубе кусок газеты.

— А что же потом было? — прозвучал женский голос. — В церковь пошли?

— До церкви мне еще далеко добираться было… — ответил мужчина. — До церкви я в сумасшедшем доме успел побывать… Как попал туда? А вот как… Голоса я слышал, но отстраненно, оценивающе. И, видимо, бесы почувствовали, что я бесполезен им. Вот и принялись уговаривать меня. Подойди, дескать, к окну, прыгни и увидишь, что ничего не случится с тобой.

— Зачем же? — спрашиваю. — Я и по лестнице спуститься могу.

— Как ты спустишься? — говорят. — Не видишь, кто к тебе в квартиру ломится?

И точно!

Всю квартиру какие-то чудовища заполнили. Воют по-страшному. Копытами стучат! Глазами сверкают! Я убегаю от них, а они за мной, и все к окну меня отжимают! Такой разгром в квартире устроили, что соседи «Скорую помощь» вызвали и милицию. Сделали мне укол. Я заснул… Но это телом… А душа, нет… Душа не спала. И знаете, где она была? Наверное, в аду… Я ощущал, чувствовал адский огонь, и это такое горе было, что и рассказать невозможно. Но это не гибельный огонь был, а очищающий. Когда я проснулся и посмотрел в зеркальце, я не узнал себя. Лицо у меня заплывшее от пьянства было, а тут щеки ввалились, нос торчит, глаза как будто с кулак, такие большие стали…