Николай Коняев - Дальний приход (сборник)

Кругловы потонули на озере, когда ездили на маяк за черникой.

Осталась восьмилетняя дочка Таня — тихая, спокойная девочка, с которой дружили все дети их большого четырехэтажного дома.

Родни у Кругловых в поселке не было, и Таню, когда похоронили родителей, отправили в детский дом.

Провожать ее вышли все дети.

Они стояли возле подъезда и смотрели, как Таня, сопровождаемая строгими тетями, села в машину. Она не плакала, только крепко прижимала к груди своего серого зайца с оторванным ухом.

Это еще летом было, а в октябре, когда уже зарядили бесконечные серые дожди и совсем съежился дневной свет, возвращаясь из школы, дети снова увидели Таню. Замотанная в темный платок, она сидела у дровяных сараев с потемневшими от дождей стенами и прижимала к груди серого зайца с оторванным ухом.

— Ты вернулась? — окружили Таню дети. — Тебя отпустили из детдома?! Навсегда?

Таня что-то отвечала, но толком никто и не слышал ее, потому что все наперебой спешили рассказать Тане, что случилось в доме за эти месяцы.

— Витька Егоров ногу сломал, когда с яблони упал! Мама у Колюшкиных теперь завучем в школе работает! А у тебя, Таня, в квартире, теперь Самохины живут. Самохин капитаном на самоходке ходит!

— Я знаю… — грустно улыбаясь, сказала Таня.

— А ты?! Ты к себе пришла, и они не пустили тебя, да?!

— Нет… — покачала головой Таня. — Я не пришла. Пускай живут…

И хотя и не понятен был ответ, но почему-то никто не стал допытываться, что хочет сказать Таня.

А, может быть, потому и не переспросили, что в этот момент мать Саши и Нади Колюшкиных выглянула из окна и закричала, чтобы шли они скорее обедать.

Следом за Сашей и Надей пошли и другие дети, и только Витька Егоров, который все еще немного прихрамывал после больницы, остановился у двери парадного и оглянулся на Таню.

— Может, ты к нам зайдешь… — неуверенно предложил он. — Погреешься?

— Я не застыла! — сказала Таня.

Замотанная в темный платок, она сидела у дровяных сараев, прижавшись спиной к потемневшей от дождей стене, и так грустно смотрела на Витьку, что он не выдержал этого взгляда.

Махнул рукой и зашел в парадное.

Но дома Витька не выдержал и, шмыгнув носом, рассказал о встрече матери.

— Таня приехала? — удивилась мать. — Так чего же ты к нам ее не пригласил?

— Я ее звал погреться, но она отказалась…

— Витька-Витька! — вздохнула мать и, накинув на плечи куртку, выбежала из квартиры.

У сараев она столкнулась с Колюшкиной, которая тоже отправилась искать Таню.

Тани, однако, нигде не было.

Не было ее ни у Самохиных, где раньше жила Таня, ни у других ребят в доме. При этом все они в один голос утверждали, что действительно видели Таню.

— Не знаю, что и делать… — сказала Колюшкина. — Сердце не на месте.

— Надо… — сказала Егорова. — Позвонить надо в детдом. Сообщить им.

Колюшкина работал завучем в школе, и у нее остались телефоны строгих женщин, увозивших Таню.

По этим телефонам и дозвонились до детдома.

— Таня Круглова?! — переспросил его директор. — Да, да… Прискорбный случай… Мы все потрясены… Вы понимаете, уже решен был вопрос с усыновле… простите, с удочерением Тани! И ведь как замечательно все складывалось: девочку хотели взять в США! И вот, такая трагедия!

— Трагедия?! — испугалась Колюшкина. — Вы не беспокойтесь! Мы разыщем!

— Кого вы разыщете?! — сердито воскликнул директор. — Никого не надо разыскивать! Умерла сегодня Таня Круглова! На операции умерла!

Так и стало известно в поселке о смерти Тани Кругловой.

Удивлялись все, что здоровая девочка умерла на операции, или — говоривший тут понижал голос — может, Таню в детдоме на органы, как по телевизору говорят, пустили…

О появлении Тани в поселке, у дровяных сараев, не вспоминали вообще, мало ли чего дети придумывают…

И даже, когда самая младшая, первоклассница Надя Колюшкина на следующий день снова увидела Таню Круглову у дровяных сараев, ей не поверили.

— Может, ты и разговаривала с нею? — насмешливо спросила мама Колюшкина, когда Надя рассказала о встрече.

— Ага! — сказала Надя. — Разговаривала…

— Не выдумывай! — сказала мама.

Надя ничего не ответила ей.

Прижимая к груди серого зайца с оторванным ухом, она стояла в коридоре и молча смотрела на мать.

— Положи зайца! — сказала мать. — Снимай пальто и иди, мой руки!

Наступал вечер.