Светлана Шипунова - Генеральша и её куклы

С Любой развелись только, когда отца не стало, он бы этого ни за что не допустил. Люба, давно смирившаяся с тем, что её не любят, ещё жила какое‑то время со свекровью, на что‑то, видимо, надеясь, потом тихо съехала к своим.

Печальный опыт семейной жизни сделал его если не женоненавистником (для этого он был все‑таки слишком жизнелюбив), то вполне убеждённым холостяком. Жил он теперь в однокомнатной служебной квартире, где бывало всякое – и попойки с обмыванием очередной звёздочки, и сидение заполночь за шахматами с закадычным другом и соседом Лёней Захаровым, и, конечно, приходящие барышни, ни одна из которых надолго здесь не задерживалась, хотя многие пытались и хотели бы задержаться.

Иногда в его «берлогу» заглядывала мать, Зоя Ивановна, всякий раз приходившая в ужас от царившего там беспорядка и призывавшая сына подумать все‑таки о женитьбе, а может, и сойтись снова с Любой, которая так и живёт, бедная, одна. Семейным положением В. В. периодически интересовалось и начальство. Сам он тоже не прочь был устроить, наконец, свою жизнь и даже сошёлся было с одной симпатичной докторшей из ведомственной поликлиники, где проходил ежегодную диспансеризацию. Они прожили вместе три скучных года и по обоюдному согласию расстались, так и оставшись чужими.

Время от времени возникала дочь Дашка и просила денег то на выпускное платье, то на сапоги, то на зимнее пальто. Она была рослой и такой же крупнокостной, как В. В., отчего казалась старше и могла бы сойти ему за сестру. Помня завет отца, души не чаявшего в девочке, В. В. продолжал её опекать уже и после того, как ей исполнилось 18, безропотно исполнял всё, что бы она ни попросила, почти не испытывая при этом отцовских чувств, только ответственность.

Владимиру Васильевичу было уже под сорок, когда в его жизни появилась Мируся. С тех пор всё изменилось для него. Только теперь он узнал, что можно, оказывается, стремиться после работы домой, потому что там ждёт его любимая женщина, жена. И только теперь он понял то, о чём безуспешно толковал ему когда‑то отец: главное для человека – дом, семья. До Мируси вся его так называемая личная жизнь была сплошной цепью ошибок и неудач, случайных связей, недолгих привязанностей, вечной неустроенности и вечной готовности к обороне: желающих женить его на себе всегда хватало. Мирусе же сдался сам, безоговорочно и со всеми потрохами.

…Они встретились осенью, на берегу Азовского моря, и эту встречу можно было бы счесть романтической, если бы не одно обстоятельство: именно в то время и в том месте накалялась одна из первых «горячих точек» новейшей истории и бушевали страсти, но – политические. Большая колония крымских татар предприняла попытку совершить пеший переход в Крым, на свою историческую родину, с которой они были изгнаны в середине войны Сталиным. Было указание Москвы всеми возможными способами удержать их от этого шага, для чего на Таманский полуостров десантировался целый политический штаб, состоявший в основном из силовиков и партработников. В. В. оказался в составе этого штаба и руководил переговорами с лидерами движения крымских татар; Мируся была одним из немногих, если вообще не единственным журналистом, допущенным на место событий и должна была давать в газету взвешенную информацию о происходящем, дабы не замалчивать ситуацию (был самый расцвет гласности), но и не разжигать огонь конфликта ещё сильнее. Фактически из одной и той же штабной комнаты они передавали свои сообщения в центр: он по ВЧ, она – по простому телефону, диктуя стенографистке. Прислушивались друг к другу. Ему понравилось, как она формулирует проблему, без словоблудия, просто и чётко. Ей понравилось, что он не играет в секреты, говорит обо всём открыто и с явным сочувствием к участникам «похода». Был деловой обмен информацией, сопровождавшийся, может быть, более долгими и пристальными взглядами, и даже вопросами не по существу, а как бы в шутку:

— А что вы делаете согодня вечером?

— Вечером я пишу репортаж, чтобы утром продиктовать его в номер, а что?

Ближе к ночи в штабе, где толклось изрядное количество людей, пили виноградное вино, доставленное местными напуганными чиновниками, и В. В. с Мирусей тоже пили, почему бы и нет, а потом вышли вместе из штабного домика и спустились к морю. Была ночь, полная луна, светло и тихо. И вот тут, наверное, что‑то произошло между ними, что‑то как будто щёлкнуло у обоих внутри, включилось, и они посмотрели друг на друга совсем уж откровенно и впервые задали друг другу совсем откровенные вопросы. Так выяснилось, что оба на данный момент одиноки.