Елена Крюкова - Рельефы ночи

И тотчас же, будто с фрески, намалеванной светлой охрой, ярким кровавым суриком, золотой яичной темперой и другими золотыми, синими и серебряными красками на сгущенном, как грозовые тучи, черном фоне, слетела огромная птица, и видевшие ее говорили, что у нее была голова, глаза и волосы женские, и руки простирала она вперед, молитвенно сложив. И встала Ангелица перед Василием, а Василий опустился на колени перед Крылатой. И шелестели шепоты, от них в церкви разливалось свеченье, как от пучков Пасхальных свечей.

Ах, Луна. Ты видала его. Ты видала, как он шел босиком по московским сугробам, и Москва ведь не такая была, как сегодня, — не железная, не подземная, не оголтелая. Ангелица прилетела — жди, люд, страшной беды. Все равно что увидеть звезду хвостатую на черном небе в ночи, или — Красную Луну. Луна, облитая кровью: что может быть страшней? У Красной Луны есть лик, есть глаза и рот. У нее, Красной, лик Дьявола. Дьявол есть, есть в мире. И он мстит, мстит тем, кто смеется над ним, отрицает его.

Василий, Блаженный Христа ради, видел на ночном небосводе Москвы Красную Луну. И садился в снег, скрючив ноги, и предсказанья сыпались из него, как зерно из дырявого мешка. Он протягивал руки к церкви, и из окон, из церковных дверей вырывался великий огонь, мгновенно погасающий. Крымский и татарский ханы вторглись в пределы Руси, зверствовал, резал животы и вливал в глотки расплавленный свинец Махмет-Гирей. А Иоанн Грозный воцарился — пришел Блаженный, скрючивая обмороженные пальцы, в монастырь Воздвиженья, и упал на землю, и так стал плакать и молиться, что люди, шедшие мимо, испуганно крестились и говорили: беда, большая беда будет на Москве.

И стала большая беда на Москве. Страшный пожар объял ее. И первым загорелась красавица церковь Воздвиженья. И Кремль, и Китай-город — оба сгорели в прах. Дворец Великого Князя обратился в пепел. Медь, как вода, лилась, обжигая несчастным жителям ноги.

И крик раздавался из многих глоток, и вздымали люди кулаки, проклиная небо. И тогда Василий Юродивый сказал: что вопите, пошто не веруете, маловерные вы! Поднимите лики ваши к небесам! Вон, вон она, кровавая звезда, яко стрела, летит к Красной Луне! И это знаменье внятно мне, и я, Василий, изъясняю вам его! Слушайте!

И все собрались вокруг него и, плача, обратились в слух.

Почему меня не было тогда рядом с ним?!

Почему не я рядом с ним стояла там, в изумленной, потрясенной горем вселенского огнища толпе, вместе с обожженными детьми, вместе с вопящими матерями, с обездоленными стариками, потерявшими последний, предсмертный кров свой?! Пророк! Он поднимал над толпой костистые длани свои. Он юродствовал. И то, что он напророчил, сегодня откликнулось во мне, в моем родном времени так, что я и не предполагала такой поворот земной оси.

Будто что-то толкнуло меня под грудь. Слева. Там, где сердце.

Я тихо, крадучись, как кошка, встала с кровати. Влезла в юбку. Напялила сапоги. Одежда, проклятая. Блаженный тебя не носил, и правильно делал. Одни хлопоты с тобой: покупать, шить, думать, что тебе к лицу, а что не к лицу.

Я глянула в окно и обнаружила, что сегодня ночью над спящими людьми стоит Кровавая Луна.

Что бы это значило такое? Для непосвященного — ничего. Ну, красная и красная, просто низко над горизонтом повисла, плотные слои атмосферы, рефракция световых волн, туман, дымка, гало, черт-те что еще… Всему на свете можно найти объясненье. Только не Кровавой Луне.

Я-то знала, что она означает.

Медлить нельзя было. Надо было бежать туда, куда надо было бежать, и предупреждать о Великом Страхе того, кого надо было предупредить.

Выпал первый снег. Черное небо ноябрьской ночи все рвалось на клочки, неистовствовало, ярилось. И посреди черных лоскутьев, рвущихся на ветру, стоял красный круглый огромный глаз — небо глядело на землю выколотым глазом, кровавой глазницей.

Я заметила за собой, что я хорошо стала толковать небесные знаменья. Я понимала, что Красная Луна восходит на небо раз в сто лет. И я мчалась предупредить того, в чьих силах еще было предотвратить войну. Войну, смерть, глад и мор, и землетрясения по местам.

Я втиснула руки в пальто, меховая шапка сомкнула мохнатые уши-завязки у меня под подбородком. Бегом! Может быть, он тоже увидел Кровавую Луну. Он не поведет свои войска туда, на Юг, чтобы убивать людей. Он не отдаст приказа.

Я мчалась по ночному городу, задыхаясь, то трясясь под землей в железных поездах, то останавливая на земле железные повозки, то перебегая дорогу там, где нельзя было ее перебегать — под визги прохожих и крики машинных гудков, — пока не остановилась перед уходящим ввысь, как башня, домом. Я пролетела мимо охранника, он не задержал, он знал меня, и нажала кнопку лифта. Скорей!