Уильям Бойд - Браззавиль-Бич

Пейзаж вдоль дороги почти не менялся. Примерно через каждые десять миль нам попадались деревушки: кучка глинобитных хижин, крытых пальмовыми листьями; несколько лотков на окраине, у шоссе, торгующих апельсинами и баклажанами, сластями и орехами кола. Поездка не была сопряжена с опасностью — военные действия происходили вдалеке и только у федеральной армии была авиация, но нас всегда предупреждали, чтобы мы не ездили в темноте. Однажды у Яна Вайля произошла поломка, и он очень долго не возвращался, но Маллабар отказался посылать за ним поисковую партию до рассвета. Я так до конца и не поняла, чего нам следовало опасаться. Полагаю, что бандитов и разбойников: после наступления темноты нас могли ограбить. По-видимому, в окрестностях бродили какие-то шайки, в основном состоявшие из дезертиров, прежде — солдат федеральной армии. Именно затем, чтобы их устрашать и отлавливать, и было выставлено множество военных постов на дорогах. Через каждые полчаса или около того у нас на пути попадались эти кордоны: длинная рейка, одним концом прислоненная к цистерне для нефтепродуктов, другим — опиравшаяся на шоссе, а сразу за этой конструкцией, под кустом или в тени дерева, под навесом или в укрытии из пальмовых листьев, изнывало от скуки четверо-пятеро молодых солдат, одетых в причудливые обноски военной формы. При виде такой цистерны вам следовало притормозить и остановиться. Кто-то, сощурившись, разглядывал вас сквозь стекло и, как правило, небрежным жестом показывал: «Проезжай». Но если солдаты жаждали крови, то заставляли выйти из машины, проверяли документы и достаточно формально обыскивали.

Такие моменты бывали для меня самыми неприятными: я стою под палящим солнцем рядом с «лендровером», на меня смотрит изучающим взглядом молодой человек в рваной футболке, камуфляжных брюках, бейсбольных ботинках и со старым советским АК-47 через плечо. В эти секунды вокруг воцарялась какая-то неестественная тишина. Мне хотелось шаркнуть ногой или откашляться, только чтобы нарушить молчание, особенно угнетавшее меня, когда этот господин изучал мой пропуск. Меня так останавливали раз шесть, и ни разу мимо не проехало ни одной машины. Можно было подумать, что эта дорога — моя частная собственность.

Однако в тот день нам лениво махали на всех постах. Солдаты казались более улыбчивыми, чем прежде, и отъезжая, я не раз замечала, что они подносят к губам бутылки с пивом. Я вспомнила слова Алды о том, что ЮНАМО разбили. Возможно, солдаты расслабились в ожидании перемирия и война скоро кончится.

К концу дня мы добрались до реки Кабул. С полуразвалившихся построек на другом берегу начиналась окраина города. Наши колеса загромыхали по металлическому настилу старого железного моста. Ширина реки в этом месте была около четырехсот ярдов. Она медленно текла, огибая город, а десятью милями ниже, там, где ее коричневые воды вливались в океан, образовывала многочисленные, все в дебрях мангровых зарослей, рукава. Именно здесь и была оконечность континента — мили и мили береговой полосы и ревущий прибой. По илистому Кабулу могли пройти только суда с минимальной осадкой. Всю добываемую здесь алюминиевую руду, главный источник благосостояния провинции, приходилось транспортировать в столицу и ее гавань по железной дороге. Бокситовые рудники, строевой лес, несколько сахарных и каучуковых плантаций, издольщина и национальный парк Гроссо Арборе — вот и все, чем могла похвастать эта провинция.

Я медленно въехала в город. По обе стороны дороги тянулись глубокие канавы. Кирпичных домов было немного, в них размещались безлюдные сейчас магазины и пивные. Над глинобитными домиками, расположенными между ними, курился дымок — там готовили ужин. Первые неоновые огни, ультрамариновые и зеленые, замелькали в закусочных и на бетонных террасах пригостиничных борделей и ночных клубов. Из громкоговорителей, установленных на крышах или свешивающихся с балок, с ревом вырывалась музыка. В еле двигавшемся потоке машин водители такси неотрывно держали кулаки на кнопках звукового сигнала. Дети стучали в окна и двери «лендровера», пытаясь продать мне русские часы, перьевые сметки для пыли, йо-йо, фломастеры, ананасы и помидоры. На улицах было много солдат, свои автоматы они несли беззаботно, как теннисные ракетки. Старики, сидя на скамейках под пыльными деревьями, смотрели, как дети крутят хула-хупы и носятся друг за другом, играя в пятнашки и прятки среди мусорных куч. Двое полукриминального вида юношей в блестящих рубахах резались на неровном столе в модный пинг-понг, они топтались в пыли и с хриплыми выкриками, бравируя своей лихостью, яростными ударами посылали и отбивали мячи.