— Это шимпи, — твердо сказала я.
— Разумеется. Совсем детеныш, умер, скорее всего, сутки тому назад. Но точно определить не возьмусь. Мозги — подчистую, внутренности — тоже. С остальным и возиться не стоит. Где вы это нашли?
— М-мм… На одной из моих зон кормления.
— Отвечала благоразумная и сдержанная миссис Клиавотер.
Я, пропустив реплику мимо ушей, выложила на стол баночки с образцами.
— Нельзя ли определить, — начала я как можно более небрежно, — не съел ли кто-нибудь из этих, — и я кивнула на баночки, — вот этого? — И я указала на поднос.
Хаузер задумался, напряженно уставившись на меня. Пот солнечными каплями выступил на его лысом черепе.
— Да, — сказал он, — сложно, но можно.
— Я была бы вам очень признательна.
— Но тогда, я полагаю, эти фекалии к шимпанзе отношения не имеют. — Он постучал ручкой по одной из банок. Хаузер был не дурак, и это раздражало.
— Избави бог, — пожала плечами я. — По-моему, никакого. — Я постаралась усмехнуться, и это получилось достаточно естественно. Но я чувствовала, что мозг Хаузера напряженно работает, просчитывая последствия. — Просто есть у меня одна безумная теория — о хищниках. — Едва сказав эти слова, я тут же о них пожалела. Я сболтнула лишнее: никто лучше Хаузера не знал, чем питаются шимпанзе. Работая только с калом, он определил десятки растений и плодов, входящих в их рацион. Теперь он будет изучать мои препараты чересчур внимательно. Неизвестно, с какой стати я вдруг устыдилась своих мелочных уловок. Почему я не поделилась своими подозрениями, не проверила свою гипотезу, изложив ее товарищу по работе? Ответ был очевиден: чтобы доверять своим коллегам, я их слишком хорошо знала.
— Это не срочно, — сказала я. — Когда у вас выдастся свободная минута.
— Нет, я займусь этим прямо сейчас. — В голосе Хаузера прозвучала угроза.
Когда я вышла из лаборатории, мне стало чуть легче. Снаружи было жарко, горячие лучи послеполуденного солнца пробивались сквозь бледную пелену тонких облаков. Птицы молчали. Звуки доносились только с искусственной зоны кормления, и, судя по громкому пыхтению, уханью, лаю и визгу, дармовые бананы Маллабара могло пожирать как минимум дюжины две шимпанзе. А если их столько собралось, то там же должны быть и все остальные: Маллабар, Джинга, Тоширо, Роберта Вайль и полдюжины ассистентов, которые истово наблюдают и лихорадочно строчат реляции. Ян Вайль наверняка в поле: он, как и я, без особого доверия относится к любимой игрушке Маллабара.
Я шла к своей палатке, раздумывая, удачно ли я изобразила Хаузеру дело с найденным трупиком. Следует научиться искусству уходить от ответов. Неловкая увертка равносильна признанию, думала я. Я бы упрекала себя и дальше, но отвлеклась, увидев, что меня дожидаются Джоао с Алдой. Лены нигде не видно, доложили они. Посылать их куда-либо в это время суток было уже бессмысленно, поэтому я отпустила их домой. А сама вытащила стул в тень парусинового навеса, натянутого над входом в палатку, и села писать письмо матери, но голова у меня была занята другим, я не могла сосредоточиться и оставила эти попытки на третьей или четвертой строчке.
Вечером в буфете я дождалась, когда Роберта уйдет, и подошла к Яну Вайлю. Его удивление, а потом радость и хитроватое торжество во взгляде были бы трогательны при других обстоятельствах, но он был явно доволен тем, что я заговорила первая, и это меня злило. Нас связывали дружеские отношения и профессиональная солидарность, меня с ним — во всяком случае. Я проводила некое безобидное расследование, зачем же примешивать сюда что-то личное, предполагать посторонние мотивы. Он поставил поднос и с подчеркнутым вниманием повернулся ко мне.
— Итак, — сказал он, посылая мне своими белесыми глазами из-под белесых ресниц множество телепатических признаний, пылких, но бесполезных: Ян Вайль меня не привлекал.
Я спросила, не рожала ли в последние дни какая-нибудь из его северных шимпи.
— Нет, две беременны, но на ранних стадиях. А что?
— Сегодня я нашла мертвого детеныша. Ищу мать.
— Отчего он умер?
— Наверно, несчастный случай. Не знаю.
Он потер подбородок. Свет от фонаря «молния» упал на его предплечье, поросшее густой, курчавой, жесткой золотистой шерстью. Волосяной покров чуть ли не в полдюйма толщиной.
— Была еще пара кочевниц почти что на сносях. Хотите их проверить? Если Юджин не будет завтра заниматься кормлением, можем поискать. Думаю, найти несложно.
Читать дальше